Упрямая поза Норберта, стоявшего к нему спиной, вывела его, тем не менее, из терпения. Он крепко схватил юношу за плечо.
— Довольно сентиментальности, месье де Камара! Нельзя бродить по саду кронпринца, не посадив себе на хвост тайную полицию половины королевства. Вы всерьез думаете, что Гастон Орлеанский мог бы находиться во дворце без ведома его Высокопреосвященства? Почему вы не предоставили своему кузену возможности самому вытаскивать голову из петли, в которую он попал по собственной глупости?
Какому кузену? О ком он говорит? Запутавшись в собственной лжи, Ниниана не сообразила, что, по всей логике, в данный момент Люсьен был для нее двоюродным братом. Она попыталась вырваться и от резкого движения вторично за эту ночь потеряла шляпу.
Скромная накидка из коричневой шерсти осталась у Мариво в руках. Пораженный таким внезапным взрывом темперамента, он несколько секунд смотрел на шляпу, покатившуюся по полу к его ногам. Затем сосредоточился на бледном лице со следами крови и грязи на щеках. Темная косынка убирала волосы со лба, и открытым оставался только бледный овал, на котором сияли два огромных, ярко-зеленых, испуганных глаза.
Лицо, точно по волшебству, расплывавшееся и изменявшееся под его взглядом. Неужели он потерял рассудок? Ниниана? Или эта женщина настолько лишила его покоя, что ее черты ему мерещатся в любом человеке? Она обманывала его, исчезала, но всегда оставалась занозой в его сердце. Может быть, он увидел призрак?
Могут ли два человека разного пола так сильно походить друг на друга? Может быть, это разгадка тайны той странной симпатии, которую он, неожиданно для себя, питал к юноше? Его потрясающее сходство с загадочной женщиной, дурачившей его и все же, несмотря ни на что, горячо им любимой. Мариво начал сомневаться в своем здравом, нормальном восприятии жизни.
Он выпустил из рук накидку, не заботясь о том, куда она упадет, и подтащил пленника поближе к канделябру перед камином. В канделябре горели пять свечей. Царапины на нежной коже затрудняли сравнение, а засохшая в уголках рта кровь вызывала неукротимое желание надавать тумаков виновному в ее появлении грубияну.
Тем не менее загадка вдруг была разгадана. Не понадобилось даже подтверждение едва заметного аромата, исходившего от одежды. Барон чуть не расхохотался от облегчения. Какая невероятная, легкомысленная, глупая шутка! Не было никакого Норберта де Камара! С самого начала существовала лишь Ниниана де Камара. Создание, с такой отвагой, с таким коварством, с таким безрассудством сражавшееся за свою семью, которая, судя по поведению Дианы, даже не испытывала к ней чувства благодарности.