Флёр покраснела, но не от стыда, а лишь потому, что ей стоило немалых усилий удержаться от ответа. Ее мать, как и многие другие французы, тайно презирала сравнительно молодую королеву. Катарина Медичи, которая после долгих ожиданий наконец-то одарила короля детьми, была для большинства французов не более чем нежеланной иностранкой, уроженкой Италии, отодвинутой на задворки блеском официально признанной фаворитки короля. Многие подданные Франции предпочли бы вообще забыть о существовании королевы.
Флёр же, по каким-то необъяснимым причинам, чувствовала симпатию к королеве, хотя и не знала ее лично. Возможно, все дело было в том родстве, которое связывало семью Параду с Медичи благодаря браку покойной Изабель с царившим в торговле того времени Фабио Торнабуони. А кроме того, отец Флёр всегда говорил о молодой королеве с большим уважением. Именно эти обстоятельства вызвали ее резкий ответ матери:
— Значит, по вашему мнению, мне будет полезнее кланяться даме, которая обижает нашу королеву и по существу является всего лишь высокородной шлюхой, доставляющей удовольствия королю?
— Хватит, Флёр!
Возглас сеньора де Параду, в котором сквозила присущая главе семьи сдержанность, упредил возмущенный окрик, готовый сорваться с губ его супруги. И Флёр, и Эме поклонились, выражая почтительность отцу и мужу.
В свои 66 лет Рене де Параду производил большое впечатление на окружающих. В противоположность жене и дочери, он предпочитал простую одежду, но сшитую из благородного материала и очень элегантную. Только одна узкая золотая цепочка с молочного цвета опалом мерцала между темно-синими складками его куртки.
Он был чуть выше среднего роста, держался прямо, почти незаметно опираясь на серебристую трость с набалдашником из слоновой кости. Белые, как лунь, волосы и брови выдавали его возраст, хотя проницательный взгляд светло-голубых глаз нисколько не утратил огня и уверенности прошлых лет.
Теперь этот задумчивый взгляд был обращен на румяные щеки дочери, которая полагала, что возглас отца осуждает не содержание ее высказывания, а лишь ту непочтительность, которую она допустила в разговоре с матерью. У Флёр оставалась только одна возможность исправить положение.
— Простите, мама, — пробормотала она, глядя на Эме. — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не опозорить вас своим поведением.
Это дипломатически преподнесенное извинение смягчило мадам, а Жанна облегченно вздохнула.
Рене де Параду сдержал ухмылку и решил на этом прекратить все дебаты. Тема о тщеславной королевской фаворитке была поистине слишком деликатной, чтобы обсуждать ее в присутствии невинной дочери и любопытных слуг.