Реджи стал совершенно белым. В какой-то момент Питту показалось, что тот может упасть в обморок.
— Одна из ваших горничных умерла, не так ли? — Инспектор говорил медленно, взвешивая каждое слово.
У Реджи перехватило дыхание.
— Вы не убивали ее. Правильно, мистер Сотерон? — спросил Питт.
— Боже! О боже! Нет, я не убивал. Она умерла. Фредди был с ней. Мы позвали его. Должны были позвать. Вот откуда он знал.
— Отчего она умерла?
— Я… я не знаю!
— Мне придется поговорить с женщинами…
— Нет! — На мгновение наступила тишина. — Нет, — повторил Реджи, понизив голос. — Она сделала аборт. Он закончился неудачно. Вот почему она умерла. Я не знаю ничего об этом. Я не смог спасти ее. Вы должны поверить.
— Но это был ваш ребенок?
— Откуда я могу знать!
Наконец-то Питт позволил себе показать свое отвращение:
— Вы хотите сказать, что делили ее с кем-то еще? Со слугой, может быть, или с мальчиком на побегушках? — резко спросил он.
— Как вы смеете! Я должен указать вам на ваше место!
— В данный момент, мистер Сотерон, — вспылил Питт, — ваше собственное место чрезвычайно неприятное! Горничная вынашивает вашего ребенка и умирает в вашем доме от неправильно сделанного аборта. Ваш доктор шантажирует вас, зная об этом. Затем его убивают неподалеку от вашего дома. Какое очевидное заключение вы можете вывести из всего этого?
— Я… я говорил вам, — Сотерон не мог найти слов и задыхался, — гувернантка! Она была с ним заодно. Он, наверное, спал с ней и все рассказал! Именно она пришла ко мне за деньгами. Она, должно быть, поссорилась с ним… среди воров такое случается… Вот вам очевидный ответ! Кому вы собираетесь верить? Мне, который не сделал ничего плохого, или служанке, которая лжет и шантажирует и, наконец, убивает своего любовника и соучастника? Я спрашиваю вас!
Питт вздохнул и встал.
— Я никому не верю, мистер Сотерон, до тех пор пока у меня не будет определенных доказательств. Но я запомню, что вы сказали. Каждое слово. Благодарю вас за потраченное вами время. До свидания, сэр.
Как только он ушел, Реджи ощутил, насколько обессилел от этого разговора. Все было ужасно! Один бог ведает, где лежит конец этой истории. Кошмар! Крушение! Он почувствовал себя больным. Комната поплыла перед ним, и все потемнело от видения нищеты… видения смутного, поскольку он никогда не знал настоящей нищеты, но ничуть не менее пугающего.
Он все еще сидел, ссутулившись, за столом, когда вошла Аделина.
— Ты выглядишь больным, — заметила она. — Ел слишком много?
Ее холодное спокойствие было подобно горсти соли, высыпанной на его раны.