А всего пару лет назад свободы было хоть отбавляй! Постоянные концерты, толпы обезумевших фанаток, грандиозная популярность, о которой никто из них, простых ливерпульских парней и мечтать не мог. Их американское турне и участие в «Шоу Эда Салливана» сделало «Битлз» группой мирового уровня, а каждого из них — Пола, Джорджа, Ринго и, конечно же, его, Джона — живыми рок-н-ролльными иконами. Непрекращающаяся череда городов, гостиницы, вечеринки, девушки, алкоголь и наркотики — он уже не помнит деталей, названий, имен. И ему страшно признаться, но он немного скучает по тому времени.
Джон вздохнул. Нет, нельзя снова поддаваться этим безумным порывам, от которых он недавно освободился, и он рад этому, да-да-да, очень рад! Только сейчас все стало налаживаться, он теперь другой, новый, лучший, наконец-то все так, как должно быть!.. Но почему так пусто внутри? Почему кажется, что нечем дышать?..
— Милый?.. — Синтия обеспокоенно отставила чашку с кофе. — Ты в порядке?
— А? Что? Да-да. — Словно очнувшись, Джон вздрогнул, и выронил конверт. Спланировав, он упал под ноги Синтии.
— Слушай, хочешь, я его выброшу? — Взгляд жены лучился заботой. — Я его выброшу, и мы больше никогда не будем их открывать, хочешь?
— Да, пожалуй. — Джон отвернулся к окну. — Пожалуй, хочу.
За окном шел дождь. Лондонская осень в том году была самой английской — сырой, промозглой, пасмурной и серой. Грязная тряпка вместо неба нависла над городом и без устали лила воду на головы хмурым прохожим. Такой осенью не о чем мечтать. Да и к чему ему мечтать? В неполных двадцать семь у него сын и любящая жена, его карьера на высоте и он добился всего, о чем не мог и помыслить еще десять лет назад. Зачем ему вообще это пустое занятие? Может быть, хватит?..
— Милый… — Голос жены снова вывел из раздумий. — Здесь… письмо.
Выхватив из рук жены лист и, пожалуй, слишком поспешно отвернувшись к окну, Джон впился в него глазами.
— Что там, Джон? — Синтия с любопытством приподнялась на цыпочки, пытаясь заглянуть ему через плечо.
— Н-ничего. — Чуть заикнувшись, неожиданно даже для самого себя солгал Джон и смял бумагу в кулаке. — Неразборчиво.
Сейчас ему хотелось только одного — остаться одному, чтобы вполне предаться странным чувствам, нахлынувшим неизвестно откуда, и, занятый этими мыслями, он даже не заметил, с какой непривычной легкостью бросил Синтии очередную ложь:
— Мне пора, ребята ждут в студии к одиннадцати.
И, едва коснувшись губами жениной щеки, быстро вышел.
Сидя на скамейке в ближайшем от дома сквере, Джон не верил тому, что видел. Бешено колотящееся сердце никак не хотело уняться, а перед глазами расплывалось белое пятно. Он сам не мог объяснить себе причину своего волнения, но чувствовал примерно то же, что должен чувствовать заключенный, который вот-вот будет отпущен на волю.