— Гут, — отвечает немцу Затеев.
Пополнение поступает сразу после обеда. Новоприбывших человек восемьдесят. Среди них выделяется высокий, сухощавый человек с очень бледным, бескровным лицом. Я замечаю, что другие пленные разговаривают с ним с некоторой почтительностью.
В бараке делается тесно и шумно. Нас, «старичков», засыпают обычными вопросами: как здесь кормят, не бьют ли, что это за лагерь? Мы, в свою очередь, интересуемся, откуда их привезли и что слышно нового о фронтах.
Дня через три, обратив внимание на то, что я помогаю Затееву объясняться с шефом, высокий, сухощавый человек приветливо подзывает меня к себе.
— Залезайте к нам, — говорит он, подвигаясь на нарах…
Он чисто побрит, виднеется белая полоска подворотничка.
Я взбираюсь на нары.
— Товарищ старший батальонный комиссар, — обращается к сухощавому один из его соседей, — я пойду покурю у выхода.
— Идите.
«Значит, он старший батальонный комиссар», — думаю я. Мне очень нравится, что его называют по званию: видимо, тоже настоящие люди.
— Давно в плену? — так же приветливо спрашивает меня старший батальонный комиссар.
— Семь с половиной месяцев.
— Ну и как, конца войны будете дожидаться в лагере?
Вопрос меня настораживает.
— Хотелось бы не в лагере.
— Надо вырываться отсюда, — тихо говорит он. — Что вы об этом мыслите?
Я невольно оглядываюсь.
— А почему вы так прямо спрашиваете меня об этом? Разве вы знаете меня?
Он улыбается.
— А вас очень нетрудно понять. Вы хороший советский парень. Что еще надо?
Я чувствую себя обезоруженным.
— Постарайтесь узнать у шефа, сколько времени будут держать нас в этой клетке.
— Есть, — отвечаю я.
Он подает мне руку. Она большая, и крепкая, и, по-моему, надежная рука.
Еще через несколько дней перед самым отбоем в зондерблок приходят три немецких солдата. Они хотят побеседовать с одним из политруков. Старший батальонный комиссар вновь подзывает меня к себе.
Немцы сообщают, что их должны отправить на фронт. Воевать особой охоты у них нет, и вот они решили посоветоваться, как быть.
— Сдавайтесь в плен, говорит старший батальонный комиссар, и я перевожу его слова на немецкий язык.
— А как русские обращаются с пленными? — интересуется один из солдат.
— Не так, как вы… Немецкие пленные, например, получают у нас такой же паек, как наши военнослужащие, — объясняет старший батальонный комиссар.
Солдаты задают еще несколько вопросов, потом благодарят и уходят.
Проходит неделя, прежде чем мне представляется удобный случай поговорить с Мюллером. Мы относим пустые бачки на кухню, и на обратном пути я специально поотстаю от товарищей.