Он покачал головой.
— Она любила меня. И я любил ее без памяти… А потом мы расстались. Я уехал в Нью-Йорк и…
Колд Тэп возвел глаза к небу.
— Попал в струю и больше не оглядывался назад.
— Откуда ты знаешь?
Колд Тэп самодовольно ухмыльнулся:
— Могу поспорить, что ты считаешь меня еще одним туповатым негром, который только и умеет что петь.
— Я…
— Можешь не отвечать. Все нормально. Со временем пройдет. Просто я много чего понимаю. Я многое повидал и знаю гораздо больше тебя, красавчик. Да ты не злись, лучше послушай, что такие, как я, думают о таких парнях, как ты. Ты подцепил в большом городе большую шишку и возомнил о себе бог знает что. Все мы так считаем. Потом жизнь сбивает с нас спесь. Мы взрослеем, может быть, становимся чуточку мудрее и начинаем понимать, что, даже если заработаешь все деньга в мире, но рядом с тобой никого нет, радость от них невелика. Так ведь? Я хочу сказать, в этом все дело.
Зейну вдруг стало ясно, что Колд Тэп говорит не только о нем — он говорит о себе.
— Значит, и тебе это приходило в голову?
— Сейчас чаще, чем когда-либо. Я заработал популярность, которой хватило бы на шестьдесят человек, а все никак не успокоюсь. Но не из-за женщины. Меня мучает постоянная неуверенность. Будет ли следующий диск золотым или платиновым? Купят ли мой следующий альбом? Удачно ли пройдет концерт? Не бросят ли меня фанаты?
— У меня никогда не было таких проблем.
Когда Колд Тэп взглянул на Зейна, он выглядел абсолютно серьезным. Потом он махнул в его сторону ложкой, которой мешал фасоль.
— Твои проблемы решить — раз плюнуть. Смешно даже.
— Неужели?
— Да, черт возьми.
— Как?
— Ты ее любишь?
— Да.
— А она тебя?
— Надеюсь, что любит.
— Тогда женись на ней, черт возьми, и трахай ее по утрам и вечерам, и вы будете счастливы. Господи Иисусе! Иногда я перестаю понимать вас, белых.
— Но это все не так просто.
Колд Тэп швырнул ложку об землю так, что она с силой отскочила от камня.
— Нет, просто! Только в тебе сидит слишком много гордости и эгоизма. А ведь ты даже не звезда рэпа.
В этот момент он беспокойно потянул носом воздух. Кажется, что-то горело. Колд Тэп кинулся смотреть свои стейки.
— О черт! Дурацкое филе сгорело!
Когда он вынул обугленные стейки из гриля, Зейн расхохотался. К счастью, они подгорели только с одной стороны, и когда все дружно набросились на обед, то в один голос заявили, что в жизни не ели таких вкусных стейков, да еще на высоте десять тысяч футов.
Несмотря на ненадежный грунт, отряд продолжал двигаться вперед. В ту ночь, греясь вокруг костра, они слушали легенды, которые рассказывал их проводник Топа. Лицо этого маленького человека было так испещрено морщинами, что он казался столетним стариком, хотя сам утверждал, будто ему только пятьдесят. Топа обладал замечательным чувством юмора и щедро делился им при помощи ломаного английского и бурной жестикуляции. Своим остроумием и обаянием он совершенно обезоружил обоих нанимателей. Каждая история обязательно тянула за собой другую, и так без конца, причем с каждой новой историей любопытство слушателей разгоралось все сильнее. В этой экспедиции Зейн с удивлением обнаружил в себе какую-то ненасытную жажду новых знаний. Ему хотелось узнать все о людях, живших в этих горах давным-давно. Откуда у них такие обширные познания в астрономии и умение составлять карты расположения планет. Зейну почему-то казалось, что эти люди все еще обитают здесь, подталкивая человечество к познанию истины.