Выйдя из вагона на берлинском вокзале, граф фон Топпенау велел носильщику найти такси и, мгновенье поколебавшись, назвал шоферу адрес министерства.
Еще в Париже перед самым отъездом он узнал об арестах в Берлине. Видимо, все-таки конверт и пустой лист бумаги в нем Эриху фон Топпенау подослало гестапо. Хотели проверить его нервы. Так по крайней мере он думал. Думал всю дорогу. И теперь, находясь в состоянии, близком к шоковому, Топпенау хотел прежде всего увидеть Ингу Штраух. Он надеялся, что выдержка и самообладание секретарши, ее продуманные советы и на этот раз вернут ему душевное равновесие, подскажут правильную линию поведения. Кроме того, Инга Штраух наверняка знала больше, чем кто-либо другой. Она всегда знала больше других, всегда имела поразительно точную информацию о происходящих событиях. Фон Топпенау не спрашивал, откуда секретарша черпает сведения, понимая, что не по лучит прямого ответа. Ведь осведомленность идет от «организации». Вот этих ясных, успокаивающих слов и жаждал граф.
Шофер остановил машину возле подъезда реферата. Швейцар, низко кланяясь, подхватил чемоданы и поздравил графа с благополучным возвращением.
— Как жизнь, Фридрих? с наигранной беспечностью спросил фон Топпенау.
— Спасибо, ваше сиятельство, — ответил старик Фридрих, волоча кофры в вестибюль. — Много ли нужно старому солдату? Живу...
Настроение графа поднялось. Он щедро дал шоферу на чай.
«Если бы что-нибудь стряслось, старик наверняка пронюхал бы... — думал Топпенау, поднимаясь по ступеням. — Я напрасно тревожился!»
— Принесите чемоданы в мой кабинет, Фридрих! -приказал он швейцару.
Сам он пошел вперед, не дожидаясь, пока Фридрих дотащит багаж.
Стремительно шагая по лестнице, а потом по коридору, фон Топпенау не встретил никого, кроме курьера, торопливо спускавшегося вниз с потрепанным портфелем под мышкой, и малознакомого асессора со сморщенным личиком шимпанзе, вежливо уступившего графу дорогу и низко ему поклонившегося.
Он не заметил любопытного взгляда, брошенного асессором вслед самоуверенно шагавшему сановнику.
Но, взявшись за ручку двери собственной приемной, граф убедился, что дверь закрыта, и это его неприятно поразило.
Еще не придавая этому факту никакого значения (Инга Штраух могла выйти), фон Топпенау открыл дверь собственные ключом.
Стоя на пороге, он окинул приемную быстрым взглядом.
Все стояло на своих местах — стол Инги Штраух с накрытой клеенчатым чехлом пишущей машинкой, кресла для посетителей, вазочка для цветов.
Но что-то изменилось.
Что?
Сначала он ощутил несвежесть воздуха. Воздух в приемной был такой, словно тут давно не открывали окон и не проветривали. Потом заметил, что астры, стоящие в вазочке, осыпались и порыжели.