Иван подскочил к оконцу, выдавил слюду локтем. Крикнул, держась так, чтобы не поразила пущенная изнутри стрела:
— Эй вы, душегубы!! Все оружие немедля через окно на волю! Иначе запалим избу! Вас там двенадцать, чтоб и сабель было не мене! Пошли!!!
Но внутри не поспешили выполнить приказ. В дверь забухали еще сильнее, пытаясь прорубиться. Иван уловил в окне чью-то фигуру и почти в упор спустил самострел. Раненый заорал благим матом.
— Обложить соломой! Вздуть огонь! — зычным голосом скомандовал десятник. Его услышали все, изнутри донеслось:
— Не жгите, не жгите!!! Сдаемся!!!
В узкое оконце торопливо полетели сабли, секиры, кистень, ножи, луки. Залить огонь в печи не догадался никто, кашель перемежался с проклятиями, дым валил из всех щелей. Но дело уже было сделано.
— Выходить по одному и только по моей команде! Руки за головой! Кто нарушит — бью стрелой без предупреждения! Первый — пошел!!!
Бревно, подпиравшее дверь, отлетело в сторону. Арбалет и несколько луков были направлены на выход. Новгородцы разобрали выброшенное оружие, присоединились к тверичам. Семен уже спокойно наблюдал за тем, как ушкуйники трусливо выбирались наружу и становились в ряд. То ли гнев его поутих, то ли вспомнилось, что негоже боярину бить безоружного.
Двенадцать молодых парней в узорчатых кафтанах стояли неровной шеренгой, дрожа от страха и холода. Сын Онуфрия не спешил их одевать в теплое, прохаживаясь взад-вперед и заглядывая каждому в лицо. Перед одним остановился:
— Ну, здравствуй, Терентий! Слыхал, что баяли про тебя, да только не верил, что ты до такого дойти можешь. То-то отец твой теперь возрадуется, как на вече тебя увидит. Куда серебро спрятал, сволочь? Так скажешь али по-татарски палить пятки тебе будем?
Иван усмехнулся в душе боярской сообразительности и жадности. Но вскоре опешил. На снег с металлическим звоном упали два небольших кожаных мешка, и Семен произнес, презрительно толкнув один из них ногой:
— Забирай, Иван Федоров! Это тебе за сделанное. Твой Михаил, думаю, за службу меньше платит. Бери это серебро, я дороже стою!!
Десятник покосился на тверичей и по загоревшимся глазам понял, что ему свои не простят отказа. Осталось лишь усмехнуться и поклониться:
— Благодарим, боярин! Не за серебро работали, но все равно спасибо. Яков, прими!
Плененных повязали покрепче, побросали в сани, укрыли попонами. Новгородцы пересели на захваченных лошадей. Наскоро перекусив за полуразгромленным столом лихих боярчат, двинулись дальше на Вышний Волочек. Позади жарким костром занялось воровское подворье.