— А что случилось? — спросил Майкл как можно мягче. Положив руку на спинку кресла, он повернулся к Джин лицом. Когда его колено коснулось ее, он ощутил легкий трепет в ней, но она не отодвинулась.
— Это старая история. Ничего из того, что не испытали уже миллионы других людей.
Она коротко рассмеялась и подняла глаза. В них было нечто, чего он не видел прежде: какая-то глубокая затаенная боль.
— А ты действительно подходишь для своей работы, — сказала она. — Настоящий психолог. Не припомню, чтобы я когда-нибудь так много говорила о себе в один вечер.
— А ведь ты на самом деле сказала не так уж много. То, что я спрашиваю тебя сейчас, мне действительно важно знать.
— Хочешь наставить на истинный путь?
— И не собираюсь.
— Ну да! Ведь это твоя профессия.
— Я хочу помогать людям. Если у них есть проблемы, я стараюсь, чтобы они поняли их природу и самостоятельно справились с ними. Я не психиатр и имею дело с нормальными людьми. Кроме того, я здесь у тебя не как воспитатель, а как друг. Так что же произошло?
Джин почувствовала, как кровь прилила к лицу. Никогда и никому не рассказывала она о своем прошлом. Но Майкл был не просто первый встречный, и ему, пожалуй, она могла кое-что рассказать.
— Мои родители разошлись, когда я была маленькая. Вот и все.
— Это было отвратительно?
— Да нет. Просто болезненно.
Он коснулся ее своей рукой, мягко провел ладонью по волосам и легонько погладил пальцами шею.
— Сколько лет тебе было?
— Семь.
— И ты понимала то, что произошло между ними?
— Ничего ужасного. Но я поняла, что отец, которого я обожала, который часто носил меня на плечах и читал сказки на ночь, ушел и увел с собой моего маленького брата.
— Я не знал, что у тебя есть брат.
— Его и нет. Во всяком случае, практически все равно что нет. С тех пор я не видела ни того, ни другого.
— Ни разу? — Он не мог поверить в это. Большинство разводов включали право посещения детей.
— Ни разу, — спокойно уточнила она.
— Но неужели твоя мать не хотела увидеться с ним?
— Если и хотела, то никогда не говорила мне. Как только они уехали, она никогда больше не упоминала их имен. Словно они умерли…
— Господи, Джин, мне очень жаль. А ты любила своего брата?
— Я его обожала, — произнесла она.
— И тебе было больно?
— Да.
— А как твоя мать?
— Моя мать замкнулась в себе и почти не занималась мной. Мне было тринадцать лет, когда она умерла. Я не могу даже сказать, что очень тоскую по ней, ведь мы никогда не были близки. Не думаю, что мы хоть раз поговорили с ней откровенно. Не помню, чтобы она когда-нибудь даже ругала меня…