* * * * *
Ханна Йорк поднялась и с нарочитым изяществом ступила из оцинкованной железной лохани, заменявшей ей ванну. Вода тонкими струйками стекала по распаренной коже, лаская ее так же, как руки Зака час назад. Ароматный пар затмил воспоминания о трех днях запаха перегара и совокупления. Было позднее утро, и рассеянный солнечный свет проникал через тонкие маркизетовые занавеси на окне спальни, заставляя красные шелковые стены гореть огнем и накладывая розовую патину на обнаженное тело Ханны.
Она потянулась, зарываясь пальцами ног в толстый турецкий ковер. Ханна любила эту комнату – хотя с красными шелковыми обоями и резной кроватью с балдахином, спальня выглядела как помещение борделя. И это так и было, пока Ханна не купила дом, но с тех пор комната стала просто комнатой. В собственном доме новой хозяйки, где та жила одна. За пятнадцать месяцев в Радужных Ключах этот ковбой стал первым мужчиной, которого Ханна впустила в свою жизнь, в свою постель.
Ханна подняла голову и взглянула в зеркало. Она увидела свое лицо, а за ним отражение мужчины, лежащего на ее кровати.
Его взгляд встретился в зеркале с ее. Жесткий, почти жестокий, возбужденный взгляд, одновременно волнующий и пугающий. Ханна отвела глаза. Зак не беспокоился о вещах, которые можно разбить – например, о сердцах – и занимался любовью с отчаянным голодом, будто завтра мог умереть. Она улыбнулась, шагнув к нему.
– Ханна, – выдохнул мужчина.
И уложил ее подле себя. Его губы и руки медленно двигались по ее животу. Потом достигли татуировки в виде розы на внутренней стороне бедра. Его язык, горячий и шершавый, исследовал каждый лепесток, повторил изгиб стебля и зарылся в густой треугольник волос. Наслаждение… Она забыла, что это удовольствие могло быть как подарено, так и продано. В течение двух лет Ханна подвизалась проституткой, торгуя своим телом в Дедвуде. Там она снимала хижину, в которой кроме кровати почти не имелось мебели. Ее имя было выжжено на деревянной табличке над дверью. Конечно, не настоящее имя. То, которым она назвалась… Рози.
Мужчина подтянулся выше, чтобы снова поцеловать Ханну в губы и дать ей ощутить вкус ее собственного естества, оставшийся на его языке. Ей нравилось ощущать его тяжесть. Ее грудь сжималась от теплой неуловимой сладости. Прошло так много времени в тех пор, как она находилась в объятиях истинного любовника, с тех пор, как к ней прикасались с нежностью.
Но внезапно Ханна больше не смогла выносить это. Задыхаясь, она разорвала поцелуй.
– Что ты делаешь здесь, Рафферти?
– Неужели до сих пор не поняла? Наверное, мне нужно усердней стараться. – Он лизнул середину ее щеки, где при улыбке появлялась ямочка в форме полумесяца. – У тебя такая улыбка, ради которой мужчина отправился бы в ад, дорогая.