Нас швырнули в ту же камеру, откуда недавно вытащили на свет божий. Я попытался было ломиться назад в дверь, изрыгая сплошной мат и ругань, словно Везувий лаву. Николай стал оттаскивать меня от двери, стараясь успокоить, но, поняв всю бесполезность своей затеи, вскоре отошел в сторонку и только наблюдал грустно. В какой-то миг силы покинули меня, и я повалился на кучу тряпья. Слезы сами собой текли из глаз, и я, не стесняясь, уткнулся лицом в ладони и рыдал, проклиная себя за эту бессмысленную и опасную поездку.
А через некоторое время, когда слезы иссякли, подобно африканским речушкам в период засухи, наступила следующая фаза. Навалилась полнейшая апатия. Я перевернулся на спину и невидящими глазами уткнулся в серый потолок, словно хотел там найти поддержку.
Сколько я так пялился — не знаю. И видел ли хоть что-нибудь? Не помню. Невдалеке, прислонившись спиной к стене, сидел Николай и пытался что-то мне втолковать, но я его совсем не слышал. Точнее, слова гудели над ухом, как пчелиный рой, и просто хотелось отмахнуться от них, так как я все равно не понимал их смысла. И даже не разбирал по отдельности. Они тонули в сплошном гудящем потоке.
Через несколько часов дверь открылась, и один из охранников поставил на пол две грубо сработанные глиняные миски с неприятной на запах баландой. Как шелудивым псам. Такой мерзости не приходилось хлебать, даже отбывая срок на зоне. Хотя и там нас за людей не считали.
Николай взял их и приблизился ко мне. Протягивая мне одну, он тихо произнес:
— Филин, надо есть, а то так скоро сдохнешь.
Я удивился, что смог понять отдельные слова и всю фразу целиком. Но равнодушно пнул по миске ногой, только и мечтая поскорее загнуться. Она вырвалась из рук Николая и отлетела к стене, расплескав по пути баланду, а сама разбилась на мелкие кусочки.
Коля огорченно вздохнул и присел рядом, продолжая уговаривать меня.
— Зря ты так, Гоша. Силы ещё понадобятся. У меня есть план.
Я никак на это не отреагировал, но он, выждав минуту, так же ровно и тихо продолжил:
— Нам с тобой нужно попробовать бежать…
— А девчонок бросить? — Во мне опять закипела безумная ярость. — Ты, паршивец, мне это предлагаешь?! Спасать свою шкуру, а на других наплевать с высокой колокольни?!
Я даже сел от злости. Руки сами собой стали сжиматься в кулаки. Еще минута, и я, наверное, бросился бы на него, чтобы разорвать как ветхую тряпочку. Но он, реально оценив обстановку, произнес успокаивающим шепотом:
— Сейчас не я тебе враг. И если мы будем на свободе, то у нас появится маленький шанс спасти и девчонок. Здесь же нет даже такого. Так что стоит попытаться. Хуже нам уже не станет, так что попытка — не дыба, авось выдюжим.