Она еще отрицала, но я уже целовал ее, нежно и ласково. Эрика прикрыла глаза, отдаваясь поцелую, но, как только она захотела углубить его, я решил не поддаваться. Это потребовало больших усилий, но я хотел проучить Эрику, показать ей, кто главный. Она сдалась первой, повернувшись, прижавшись ко мне всем телом и тихо простонав. Вот теперь можно было и отодвинуться самому.
„Ну и зря“, — прокомментировал внутренний голос, — „Мог бы уже сейчас любить ее со всей страстью, а так…“
„Она хочет меня“, — ответил я. — „Только не желает в этом признаваться“.
Эрика, тем временем, приподнялась на локте и обиженно спросила:
— Эй!
— Что? — нарочито спокойно поинтересовался я.
— Почему ты не…, - она замялась, пытаясь подобрать нужное слово. — Ты не целуешь меня?
— Так ты же не хочешь этого? — я повернулся, и теперь мы смотрели друг другу в глаза.
— Я соврала. Поцелуй меня, — призналась она, потянувшись к моим губам.
На этот раз ни один из нас не притворялся. Мы действительно хотели друг друга, тела не могут врать так, как это делает разум. Мы ласкали друг друга, помогая раздеться. Потом Эрика нетерпеливо ждала, пока я натяну презерватив. Черт, когда же кончится эта неделя?
Она ждала меня — влажная, горячая, тесная. Я просто не мог двигаться плавно и медленно, у меня больше не было сил. Я хотел получить ее всю, получить немедленно, еще раз доказать ей, себе, всему миру, что она моя и только моя! Эрика отвечала на каждое мое движение, отдаваясь мне целиком. Сейчас не было никого, не существовало ничего, кроме нас — единого целого, собранного из двух половинок.
Мы пришли к финалу одновременно. Я почти упал на нее, еле-еле удержав свой вес на руках, чтобы не раздавить ее.
— Врушка, — прошептал я.
Вместо ответа она поцеловала меня. На меня быстро накатывала сонливость, поэтому долго целоваться я не стал, а удобно улегся, прижимая ее к себе, и тихо сказал:
— Я все равно знаю, когда ты врешь. А теперь спи.
— Спокойной ночи, — отозвалась она.
— Спокойной ночи, солнце мое.
Я легко поцеловал ее в щеку и отрубился.
* * *
Несмотря на то, что следующие дни прошли тихо и спокойно, ледяная иголочка в сердце не пропадала. Я не понимал, почему. Вроде бы все шло хорошо, мы не ссорились (что меня даже удивляло). Эрика практически все время была рядом со мной — и в школе, где она с удовольствием прижималась ко мне, и дома, где она предпочитала проводить свободное время с книжкой на диване в гостиной, пока я играл. Она больше не пыталась ночевать в своей комнате, мы и засыпали и просыпались в обнимку, и вообще, казалось, привыкли друг к другу.