Никаких младенцев поблизости и духу не было, а петляковские соседи почему-то представились мне людьми еще более пожилыми, чем сам наш преподаватель. Я удивился, но пришли мы не за тем, и, отдав приятелевы чертежи, кои доцент бегло просмотрел и кивнул благосклонно, мы попрощались.
Незадолго до моего отъезда в Израиль я случайно встретился с моим одногруппником, Мишей Пряхиным, мы в годы учебы неплохо друг к другу относились, поскольку ни в чем не соперничали. Поэтому, встретившись, взаимно обрадовались и решили выпить по кружке пива где-нибудь неподалеку, благо таких заведений расплодилось в те годы достаточно.
Как водится, кружкой не кончилось, разговор постепенно свернул в сторону общего, или кажущегося таковым, прошлого. Мы говорили о студенческих годах, институтских друзьях-приятелях, широко уже распространившихся по миру. Уличкин уехал на Байкал, у Семенцовой трое детей, а Горюхин, помнишь, как он спьяну принял доцента Скобаркина за девушку и пытался завязать с ним беседу на темной улице? Горюхин в Париже, да, в Париже! Говорили о преподавателях, упомянули, само собой, и Петлякова с Сабанеевым.
И такую историю поведал мне Миша Пряхин между другими разговорами.
Тогда им было примерно по тридцать лет, они оба были новоиспеченными кандидатами наук, а предмет их разногласий училась на технологическом факультете и на тот момент была беременна неизвестно от кого. Девушка с Поселка, сам черт их не разберет с их сложной жизнью. Чем уж она так приглянулась им обоим — неведомо, да и неважно уже. Факт, что оба за ней с переменным успехом ухаживали, оба с серьезными намерениями, дело отлагательства не терпело, и она приняла руку Сабанеева.
Была шумная свадьба. Долго ли, коротко, разродилась она благополучно здоровеньким мальчиком, приняла от сабанеевской матери в подарок на рождение внука рубиновые серьги. Но отношения со свекровью все ж оставались прохладными, и на этой почве супруги постоянно вздорили, Сабанеев пытался оставаться хорошим сыном. Как-то раз, декабрьской ветреной ночью, они повздорили особенно серьезно, и она, будучи дамой порывистой, запахнулась в пальтецо, завернула ребенка в одеяло и ушла.
Сабанеев ждал до утра, потом начал звонить друзьям и знакомым, потом обратился в розыск пропавших в милиции. Розыск ничего не разыскал. Мишин отец много лет приятельствовал с Сабанеевым, и Миша в отдаленные годы бывал в том учительском доме на Поселке. Миша отдельно упомянул в рассказе железную детскую кроватку в комнате Сабанеева, кою он упорно хранил, сначала нерационально надеясь на возвращение супруги, а потом, видимо, в силу сложившейся привычки иметь ее перед глазами. Сабанеев никогда больше не женился и вроде бы романов со студентками не заводил, хотя, как я уж говорил, был хорош собой, зол и остер на язык.