Зато Семененко увидел знакомого и окликнул:
— Борис!
К нему подошел матрос в тельняшке, туго обтягивающей мощные плечи. В руках матроса чернел пистолет, из карманов торчали гранаты, на левом боку болталась финка. Мичманка лихо заломлена. Это был старшина Борис Мельник, чемпион Черноморского флота по французской борьбе.
— Чего ты тут? — спросил Семененко, обрадованно тряся его руку.
— Забыл, что ли, что на батарее служу.
— Запамятовал, — смущенно улыбнулся Семененко, — а чего не стреляете?
— Снаряды кончились.
— Взрывать батарею будете?
— Придется, — ответил Мельник. — Я сейчас вроде заградотряда, собираю людей в контратаку.
— А це шо за подполковник?
— Какой-то армеец… Боевой!
— Боевой, — согласился Семененко.
— Ну, бывай, — кивнул головой Мельник. — После поговорим, сейчас недосуг, скоро рванем.
— У тебя нема чего съестного? — смущенно спросил Семененко и кивнул в сторону Глушецкого. — А то мы с лейтенантом с утра голодные.
Мельник в задумчивости почесал пистолетом висок.
— Побудь на этом месте. Сейчас сбегаю, принесу.
Через несколько минут он принес банку мясных консервов и с десяток сухарей. Семененко сунул все это в вещевой мешок и закинул его за плечи.
— Спасибо, Борис, — весело проговорил он, — а то сам знаешь…
— Ну, до встречи… где-нибудь. Кстати, ты не забыл тропинку к берегу от нашей казармы? Помнишь, когда приезжал на тренировку, водил я тебя по этой тропке купаться? Вон она там, — указал он рукой. — Может, пригодится.
— Ага, припоминаю, — обрадованно произнес Семененко. — Ну, бувай здоров.
Под командой Глушецкого оказалось десять матросов. Его группа должна была наступать на военный городок. В ожидании команды Глушецкий молчаливо сидел на камне, глядя на море. «Не придут корабли, — думал он, — июльская ночь короткая, обернуться корабли не успеют».
Стало совсем темно, когда раздался сигнал атаки, и тотчас в Лагерную балку хлынула лавина матросов и солдат. Их не поддерживала артиллерия, ее не было у последних защитников Севастополя. Молчали и грозные орудия тридцать пятой батареи. Лишь кое-где одиноко тявкали станковые пулеметы. Измученные боями, грязные и голодные матросы и солдаты шли в контратаку молча. И что-то зловещее было в этом молчании и не менее грозное, чем в криках «ура» и «полундра». Ненависть к врагу так загустела, что криком это чувство не выразишь, выход ей мог дать только бой, кровавый и беспощадный.
Видимо, гитлеровцы почувствовали это. После первых рукопашных схваток они попятились, а потом побежали. Наши заняли правый берег Казачьей бухты, несколько километров дороги, ведущей в город. Сильное сопротивление оказали немцы в военном городке, но и оттуда их выбили. Немцы отступили к мысу Фиолент.