— Санька… — она рассматривала букет. — Санька, это что???
— Букет невесты, — Саня небрежно махнул вслед Андрею, одновременно прощаясь с ним и объясняя происхождение букета. — Ты же просила? Ну вот. Владей. И пошли уже, пожалуйста, жениться, а то там все переженятся раньше нас.
— Санька, где он достал такое чудо?
— Кого? Невесту? Ну, добыл себе где-то среди знакомых, должны же и остальные на ком-то жениться, если ты уже занята…
Белая блузка окончательно порвалась через четыре года, когда бережливая Соня в пятый раз перешивала кружевной воротничок. Синяя юбка куда-то делась, на свидетельство о браке Санька в день пятилетия свадьбы умудрился поставить винное пятно. А белый букет, с засушенными цветами и чуть пожелтевшим шелком, Соня хранила в папиросной бумаге в платяном шкафу. И через пятнадцать лет, отмахиваясь от Санькиных насмешек, упаковала в их небольшой багаж и привезла с собой в Израиль.
* * *
— Сонюша, я чуть не забыл, — в одной руке Саня держал бутерброд, а другой застегивал пуговицы на рубашке. — В пятницу у нас будут гости. Машка Сурикова привезет подругу, какую-то Лилю из Москвы.
— Надолго? — Соня только что вышла из душа и теперь причесывалась перед зеркалом, глядя на отражение мужа рядом с собой.
— Дня на два. Машка говорит, у этой Лили дочка больная, инвалид, из-за нее Лиля лет тридцать никуда не выезжала. И теперь Машка вытащила ее развеяться ненадолго. Они в выходные хотят по северу погулять.
— Ладно, — кивнула Соня, — погуляем. А на ночь я им в маленькой комнате постелю, в большой лягут дети.
— Они приедут? — обрадовался Саня. — Витька вроде говорил, на этой неделе не выйдет.
— Да? А я забыла. Ну, значит, на следующей. Будут Ханиталь в море купать.
Саня хмыкнул.
— Слыхали уже, как Ханиталь купается в море. Вся Хайфа слыхала.
Соня смахнула хлебные крошки с воротника его рубашки.
— Не надо, Сань, она боится. Она еще маленькая. Не все рождаются с жабрами, как ты.
— У меня нет жабр, — возразил Саня. — Я просто умею побороть свои страхи.
Саня откусил от бутерброда, оставил его на краю раковины и спустился вниз, на кухню. Соня подхватила бутерброд, тоже откусила от него и спустилась следом.
— Нет у тебя никаких страхов. И не было никогда.
* * *
Лиля долго не решалась ехать. Ее уговаривали все — и соседка, согласная за небольшие деньги неделю пожить вместе с Ленкой, и подруга Машка, уехавшая десять лет назад и все эти годы славшая фотографии: вот, Лиля, Мертвое море, а вот — Стена плача в Иерусалиме, а вот Средиземное море и Тель-Авив, а вот Эйлат, там кораллы — приезжай ты хоть в декабре, упрямая Вишневецкая, искупаемся в море, ты когда-нибудь купалась в море в декабре? А в марте?