В желтые волны, не зная броду,
Мы погружались, как рыбы в воду.
…Сейчас — ничего. Отдыхаем, сидим,
Так сказать, на мели.
И только рассвета легчайший дым
На самом краю земли.
Просторы покоем полным-полны,
И воздух не дрогнет, робея.
А желтый песок — желтее луны,
А небо — воды голубее.
Но легче, но шире, чем ветер любой
Идет на меня рассвет.
Я вижу, как в желтый и голубой
Врывается красный цвет.
И ноги сами несут вперед,
И город неплох на вид:
Арык течет, и урюк цветет,
Верблюд не идет — летит.
Но дело сложнее, пейзаж стороной,
Киргизия, ты обросла стариной!
Чужими руками, бочком, тишком,
И жар, и жир загребай,—
И лезет на лошадь пузатым мешком
Набитый бараниной бай.
Наверно, судьба у него не плохая:
Лошади нагружены;
Восемь халатов и три малахая,
Две молодых жены.
И вьюки — как бочки — полным-полны,
И жены теснятся, робея.
А все малахаи — желтее луны,
Халаты — воды голубее…
Но тут подымается над головой
Иного века рассвет, —
Я вижу, как в желтый и голубой
Врывается красный цвет.
И, юностью века зажатый навек,
Трубой пионерского крика
Он бродит с отрядом и лезет наверх,
Сгущаясь над зданием ЦИКа.
Мы много прошли на своих на двоих,
Мы годы шагали подряд.
И всюду друзей находили своих,
Хороших и прочных ребят.
В больших городах и от них вдалеке,
В халате и всяческом платье,
Мы их узнавали по жесткой руке,
По крепкому рукопожатью.
Для нас отдаленные материки
Не стоили медной монеты,
Мы ноги расставили, как моряки,
На палубе нашей планеты.
Под дьявольским солнцем, по горло в труде,
В арычной воде по колено,
В полях, и заводах, и вузах—
Везде
Дерется мое поколенье.
Пускай переход под колючим дождем,
Сквозь длинный кустарника ворох, —
Мы сплюнем, ребята,
И мы перейдем —
Без денег и без оговорок…
Вы скажете: скольких наречий ключи
На льдах, на полях, на песках…
Поверьте, что Ленин похоже звучит
На ста тридцати языках.