Маленькая белая церковь Святого Бартса… Здесь ее крестили. Здесь она впервые причащалась, сюда приходила на занятия по катехизису и тут же прошла конфирмацию. Массивные дубовые двери на тяжелых металлических петлях. Удивительно, но они никогда не скрипели. Внутри прохладно, сумрачно и покойно, воздух всегда пропитан одним и тем же знакомым запахом восковых свечей и полироля. Они свернули за угол, и Фанни показалось, что на нее пахнуло этим сладким ароматом. Она не стала оглядываться, это место останется с ней навсегда. Да, навсегда.
«Дом, милый дом…» — улыбнувшись, продекламировал отец, видя, что дочь загрустила.
Дом — Бридж-стрит, 333 — представлял из себя коричневое здание с высокой белой верандой, на которой помещались качели и два кресла-качалки. Здесь она оставляла зимой свои санки, здесь садилась на ступеньки, чтобы снять роликовые коньки, здесь слезала с велосипеда, прислоняя его к стене. Почему-то именно в этом квартале не было детей ее возраста, и Фанни часто играла на полу с бумажными куклами, постелив плетеный коврик. За свою жизнь ей довелось сотни раз сыграть роль хозяйки, принимая гостей дома. Правда, на этих званых вечерах единственными реальными гостями были ее братья.
На веранде сидела Марта Келли. Рядом с ней на кресле-качалке стояла коробка с тортом и лежал перевязанный красивой лентой пакет. Отец проводил детей в дом, а сам задержался, чтобы пошептаться о чем-то с Мартой.
— Надеюсь, после того как мы съедим торт, вы оба отправитесь погулять, — сказала Фанни, придерживая за собой дверь. — Откройте глаза и посмотрите, их же тянет друг к другу.
— Да, да, — тихо откликнулись братья.
— А теперь за дело. Дэниэл, ты накрываешь на стол. Я сварю кофе. Брэд, отправляйся за приборами и салфетками. Молоко вылей в красный кувшин, сахар положи в сахарницу, ту, в красный горошек.
— Ты прямо, как сержант, — проворчал Брэд.
— А какие поставить тарелки, праздничные? — спросил Дэниэл.
— Конечно. Это же мой последний вечер дома. Я хочу, чтобы он запомнился мне на всю жизнь. Нисколько не сомневаюсь, что стоит мне уехать, как вы, лентяи и бездельники, начнете есть с бумажных тарелок, потому что вам лень мыть настоящие. Что, не так?
— Так, — кивнул Брэд.
— А еще пластиковыми ножами и вилками, — добавил Дэниэл.
— А как быть с кастрюлями и сковородками? — съязвила Фанни. Вот что она любила больше всего: легкую болтовню, шутки, подначки, все то, что дает приятное ощущение принадлежности к любящей семье.
— Этим займется папа. Или будем есть, как китайцы.
Фанни зажмурилась, чтобы отложить в памяти сегодняшний вечер. Ей нравилось находиться на кухне, нравился большой и старый дубовый стол с резными лапами-ножками, который могли передвинуть только мужчины, объединив усилия. На занятиях по домоводству она сшила красно-белые мягкие подушки. На полу возле плиты, холодильника и раковины лежали плетеные коврики — память о долгом, жарком лете, которое ей пришлось провести на веранде с загипсованной ногой. Все старое, но чистое и отполированное. Ею и братьями. Они не заставляли ее делать всю домашнюю работу только потому, что она девочка. Мальчики брали на себя свою долю, а потому оба умели готовить так же, как и сестра. Все шло по графику, каждый «заступал на дежурство» по очереди, не жалуясь и не ворча.