Когда строку диктует чувство,
Она на сцену шлёт раба.
И тут кончается искусство
И дышит почва и судьба.
А чем будет его Чапай для Стрельникова? Ничем. Отряхнётся и пойдёт дальше. Вот сразу после окончания фильма пошел на передачу «Вечерний Ургант» со всей её махровой прелестью. И отмачивал там, и выкаблучивал.
В одной газете я прочитал: «Наутро после завершения сериала С. Стрельников, блестяще сыгравший Чапаева, проснулся знаменитым». Товарищ путает: это было с Борисом Бабочкиным. Как с Пушкиным, которого в шестнадцать лет благословил Державин; как с двадцатидвухлетним Лермонтовым, который после стихотворения «Смерть поэта» стал знаменит и был сослан на Кавказ; как с двадцатичетырехлетним Достоевским, к которому, прочитав его первую вещь - роман «Бедные люди», среди ночи примчался Белинский: «Вы будете великим писателем!»; как с двадцатичетырехлетним Толстым после повести «Детство»; как с двадцатитрехлетним Горьким после первого рассказа «Макар Чудра» в газете «Кавказ», погремевшего на всю Россию; как с двадцатитрехлетним Шолоховым после выхода двух первых книг «Тихого Дона» ставшего знаменитым на весь мир... Вот в каком ряду стоит имя Бориса Бабочкина. А Чапай-Стрельников вполне уместится между Есениным-Безруковым и Жуковым-Балуевым. «Не то страшно, что умрешь, - сказал Валентин Гафт, - а то, что после смерти тебя сыграет Безруков». А разве Чапаеву теперь на страшно?
Что же касается анекдотов о Чапаеве, то прав тот же В. Кожемяко в «Правде»: «Никто меня не убедит, что это было «просто так», а не умышленная диверсия». Задолго до этого «просто так» от непомерной игривости Ильф и Петров пустили в шутейский оборот «детей лейтенанта Шмидта». Над чем потешались! Над памятью человека, который поднял восстание против деспотизма. Пастернак написал о нём поэму, которую ныне не переиздают. Там на суде он произносит речь, подобную речи приговоренного к смерти Александра Ульянова. Тот в последнем слове сказал: «Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать». Это было в 1887 году.
А у Пастернака лейтенант Шмидт, тоже приговоренный к смерти, сказал:
Я тридцать лет вынашивал
Любовь к родному краю
И снисхожденья вашего
Не жду и не желаю.
Это было в 1906 году. И вот хохмочка: дети лейтенанта Шмидта... И кому нужно, тут же сообразили, что это сильнейший способ профанации истории, дегероизации бесстрашных борцов за народ, и с далеко продуманным расчётом они стали усердно плодить анекдоты о Чапаеве, потом - даже о Зое Космодемьянской, об Александре Матросове... Добрались и до Александра Ульянова, до его матери.