Она покачала медальон-открывашку порталов на ладони, будто раздумывая - будет ли от него какой-то прок. И с размаха швырнула его в зеркало, стараясь угодить ребром увесистой бляхи. Вложив в этот бросок всё кипучее желание - побыстрее довести затянувшуюся канитель с догонялками, до хэппи-энда.
Раздался короткий, но проникновенный "бздынь!". Неизвестно, оказалось ли к этому причастно свойство открывания порталов, или просто бросок и в самом деле - был что надо: зеркало сплошь покрылось трещинами. Потом выпал первый осколок, второй, третий...
Эньг Жуй Лом остановился, не дойдя всего одного шага до Гоги Вана. Дёрнулся обратно к повелительнице неликвидов, сделал пару шагов: притормозил, с какой-то нервозностью топчась на месте. Осколки выпадали уже беспрерывно, и с точки, где стояла Татьяна - хорошо просматривалось углубление, обнаружившееся за зеркалом.
"Здрасьте, здрасьте... Кранты, финиш и амбу заказывали? - Таня предвкушающе оскалилась, приготовившись поквитаться за все предыдущие неудобства. - Всё наисвежайшее, только с конвейера. К употреблению готовьсь!".
В углублении сидело что-то, не поддающееся моментальной классификации. Размером с макаку, страхолюдное, покрытое свалявшейся шерстью, и шестирукое как индийский бог Шива. Три глаза, расположенные по диагонали, от левого виска - к правой скуле, ещё полыхали злобой, которую уже начала вытеснять растерянность. В конечностях, неведома зверюшка сжимала что-то очень похожее на банального пластмассового пупса.
"Японское вуду. - Сообразила Татьяна. - Хошь - не хошь, а как слепят - так и буду... Вот и сказочке конец, а кто выжил - молодец".
До кракозябры из углубления наконец-то дошло, что дело оборачивается к Тане "чи-и-изом", к ней - неприятным сюрпризом. Она проверещала что-то неразборчиво-разочарованное, и одной конечностью сцапала какую-то крупную, не то горошину, не то драже, бледно-зелёного колера, болтающуюся на тонком кожаном шнурке у неё на шее. Сорвала, и суетливо запихала в пасть, вместе со шнурком.
Пупс свалился на пол лицом вниз, и Эньг Жуй Лом послушно залёг в творящуюся на полу разруху. Из горла неведомой зверюшки послышалось нарастающее утробное урчание, и она начала раздуваться, без мизерной крохи юмора пародируя какой-нибудь монгольфьер. Или, хотя бы воздушный шарик. Становясь одного цвета со съеденной пилюлей, и заполняя собой всю выемку за зеркалом.
- Вспышка с фронта! - Не своим голосом заорала Татьяна, и прыгнула к стене с углублением: но, подальше от самого углубления. - Команданте, ложись!