— Это сама действительность, действительность, — повторял Тургенев сквозь слезы. И уже до конца спектакля не разговаривал. А потом только и сказал взволнованно:
— Да, все говорят о школе. Какая это такая школа может дать то, что нам сегодня показали. Выучиться так играть нельзя. Так можно только переживать, имея в сердце искру божию…
Знал ли Тургенев, от какого костра загоралась «божия искра» актрисы?
Едва ли.
Но он хорошо знал и любил повторять, что «правдиво и просто рассказать, как, например, пьяный мужик забил свою жену, — не в пример мудренее, чем составить целый трактат о „женском вопросе“».
Пожалуй, с такой простотой, правдивостью, но и могучей обличающей силой не мог рассказать о забитой русской женщине никто, кроме Стрепетовой. И никому, кроме нее, не удавалось в этот наивно бесхитростный рассказ вложить такое глубокое обобщение, такую страстную защиту бесправного человека.
Поэтому спектакли Стрепетовой могли заменить и трактаты о женском вопросе, и лекции, и политические сходки. Или вызвать их.
Нет, конечно же, не она была причиной того, что 6 декабря, сразу после вторых гастролей актрисы, в центре Невского проспекта, у колоннады Казанского собора, состоялась первая в Петербурге политическая демонстрация. Но лозунг, написанный на знаменах, — «Земля и воля» мог бы стать эпиграфом к спектаклям Стрепетовой. И она, вероятно, во время жестокого избиения демонстрантов полицией вела бы себя как женщина, которую били головой об тумбу и которая так и не попросила пощады. Ведь так вела себя избитая пьяным мужиком Лизавета. Или Катерина, ринувшаяся головой вниз с обрыва.
В нараставшем с каждым приездом успехе актрисы виноват был далеко не только сенсационный шум. И даже не художественная новизна, особенно заметная на фоне столичного бюрократически заведенного порядка.
Привлекали и они, конечно. И вызывали особое, восторженное уважение к эстетической независимости актрисы. Но еще больше привлекало то, что в ее искусстве был отчетливо слышен призыв к пересмотру жизни. То, по чему тосковали петербургские «новые люди». И особенно петербургская молодежь.
Стрепетову приняли и признали своей все левые круги столицы. Но и справа пока не спешили открыть огонь. А издатель «Нового времени» Суворин поспешил зачислить актрису в число своих протеже. Его газета с первого спектакля стала засыпать похвалами все выступления Стрепетовой.
Хотел ли он выслужиться у прогрессивно настроенных зрителей? Или, умный и дальновидный политик, привыкший из всего извлекать для себя пользу, он счел выгодным не заметить главного содержания искусства актрисы? Или уже тогда начал осуществлять свой хитроумный план завоевания Стрепетовой? Трудно сказать. Но пока даже его поддержка не могла помешать общественной репутации актрисы.