— Но ведь Гемелл тоже твой племянник, — возразила Мессалина.
— Да, но… Я никогда не испытывал нежных чувств к своей сестре, злобной и вздорной. А вот Германика я боготворил, он был само совершенство: добрый, отзывчивый и отважный.
Валерия вздохнула. Горло все еще болело, но дышать стало намного легче.
— Вели, — она хитро прищурилась, — принести те подарки, что ты сделал мне днем. Очень хочется все подробно рассмотреть.
Клавдий улыбнулся.
Луций Вителлий откровенно зевал, даже не прикрывая рот ладонью. Утро выдалось довольно прохладным, но по приказу цезаря на поляне Палатинского сада. Помимо закусок, подавались блюда с запеченной дичью и жареным мясом. Сенаторы жадно ели, облизывая пальцы, а вот Вителлию после вчерашних излишеств на еду было тошно смотреть. Он еще раз зевнул, плеснул воды в чашу с вином и сделал жадный глоток.
— К чему цезарю понадобилось устраивать казнь спозаранку? — спросил он у Эмилия Лепида.
— О, Луций! Наш Гай Цезарь не желает выносить это событие на потеху широкой публике, чтобы не пошли кривотолки. Рим не должен знать, что на власть посягал законный наследник, внук Тиберия, который якобы умер в юном возрасте, но вдруг воскрес и попытался отравить цезаря? — ответил Эмилий. Синяк еще не вполне сошел с его лица, но он счел нужным не накладывать грим, гордый тем, что пострадал из-за цезаря и предотвратил заговор.
— А ведь он ловко втерся всем в доверие, — заметил Вителлий, покусывая стебелек пряной травки. — Его многие полюбили и считали незаменимым как ценного советчика.
— Как здоровье Авла? — резко сменил тему Эмилий, недовльным похвалой своему бывшему сопернику.
— О! Слава Эскулапу! Он уже начал ходить без палки! — радостно ответил Луций.
— Я слышал, что его супруга Петрония покинула Рим, купив виллу около Сиракуз, — сказал Лепид. — Неужели нет надежды на их воссоединение?
Вителлий искоса глянул на него и обиженно отвернулся. Звук трубы возвестил появление цезаря. Присутствующие поспешно поднялись на ноги и обомлели при виде императора. Лицо Калигулы наполовину скрывала позолоченная кудрявая борода, на голове красовался высокий шлем с ярко-красным гребнем, облачен он был в одеяние триумфатора, а в руках нес золотую молнию. Первым опомнился, конечно же, Луций Вителлий. Он простерся ниц и вскричал, не поднимая головы:
— Приветствуем тебя, Юпитер Латинский! Бог-громовержец грозный и славный!
Остальные последовали его примеру, славословя римского бога. Идущие следом Агриппина и Ливилла тихо переговаривались друг с другом и улыбались. Агриппина несла на руках маленького Агенобарба, его рыжие кудряшки выбивались из-под детской шапочки. Малыш радостно улыбался и потрясал маленькими кулачками. Девушки сели по обе стороны от Лепида, причем Ливилла заботливо поправила какую-то складочку на его и без того безупречной тоге.