Калигуле не хотелось идти на эту помпезную церемонию, но фламин Юпитера еще с утра заручился его согласием как верховного понтифика. Настроение у цезаря было ужасное, так как после ухода фламина пришел распорядитель строительства императорского дворца с новой сметой расходов. Деньги в казне таяли, подобно снегу в лучах весеннего солнца. Немало средств ушло на постройку огромного корабля, ушедшего из Остии в Александрию, чтобы привезти египетский обелиск. Калигуле непременно хотелось иметь напоминание о городе, где родилась и росла его любимая. Несколько больших проигрышей на скачках, после которых Гай разбил в кровь лицо Евтиху, только подлили масло в огонь. А еще предстояли Секулярные игры, посвященные Прозерпине, где традиционно эдилом выступал сам император. Эйфория празднеств и зрелищ заканчивалась, и срочно нужны были новые средства для пополнения казны. Калигула уже втайне велел нескольким известным обвинителям готовить судебные процессы и передал им бумаги, о которых говорил Макрону на форуме. К тому же в сенат уже был подан список утвержденных им новых налогов.
Поэтому-то он и просидел всю церемонию злой и недовольный, мысленно оценивая затраты семей на организацию свадьбы. Он уже тогда придумал, что заведет себе список врагов, состояния которых после казни будут принадлежать ему. Главы семейств возглавили его именно в тот миг, когда на золотом блюде поднесли императору любимое им яство: жареные с овощами языки фламинго. Еще ему вдруг подумалось, что неплохо бы сделать фламинго одной из жертвенных птиц для своего божества. Эта мысль несколько подняла его настроение, он уже представил себе свое изваяние посреди атриума нового дворца, разодетое в пышные одежды, и жрецов, курящих фимиам и приносящих жертвы на его алтарь.
От всех этих приятных мыслей Гая отвлек громкий голос его друга Вителлия-старшего, расхваливавшего красоту новобрачной. Калигула с интересом окинул взглядом невесту и изумился, насколько она действительно хороша. Но особенно его поразило, какой невинностью веяло от ее нежного облика. Стыдливо опущенные длинные ресницы, легкий румянец и тонкие пальцы, робко пожимающие руку жениху в ответ на обычные римские свадебные непристойности.
Калигуле вдруг захотелось сорвать и безжалостно растоптать этот дивный, редкий цветок! А заодно проверить, действительно ли невинна юная невеста, не согрешила ли до свадьбы? Ведь отец без устали нахваливал ее добропорядочность и скромность. И рассудок молнией пронзила мысль: а ведь ему позволено все и по отношению ко всем!