Макрон содрогнулся, вспомнив бюст Юнии из темного мрамора в спальне Калигулы.
— Неужели? — выдохнул он, не замечая, как хрустят нежные пальцы девушки в его ладонях.
Друзилла поспешно высвободила руки и грустно улыбнулась.
— Мой медведь… — она придвинулась к нему ближе и лихорадочно зашептала, обдавая горячим дыханием его щеку: — Она ведь каждую ночь приходит к моему изголовью и смеется: «Я отравила тебя! Я отравила тебя!». Это невыносимо, но пытка эта ничто по сравнению с тем, что ждет меня на другом берегу Стикса.
Друзилла горестно зарыдала.
— Не бойся! Я буду молить богов, чтобы они избавили тебя от этого, — неуверенно произнес Макрон.
— Все предрешено, — уже спокойно возразила ему Друзилла. — Но Калигула должен умереть. После ее смерти он совсем обезумел. Свою дочь он счел виновной в гибели матери и повелел выбросить ее на улицу. Новый римский бог! Он утопит Рим в крови, уничтожит всех, кто ему близок. Неужели этого никто не понимает, кроме меня?
— Все понимают, но еще больше боятся.
— И ты боишься?
— И я, — тихо ответил он.
— А ты не бойся! Он смертен, его по-прежнему можно заколоть кинжалом, извести отравой. Ничто не изменилось! Ничто! Убей его, Макрон! Безумец не должен жить! Калигула и сам будет рад соединиться с той единственной, кого любил в этом мире. Ты принесешь облегчение всем!
Макрон испуганно отодвинулся от девушки, ему показалось, что она бредит, однако взгляд ее был вполне осмыслен.
— Один заговор уже провалился, — он беспомощно развел руками.
— Значит, создай новый. Я все рассказала своему мужу. Он может помочь.
— Ганимед? — Макрон презрительно скривил губы.
— Он изменился. Мы все изменились. Только ты стал трусливым зайцем, а не грозным медведем. Куда подевался твой боевой пыл?
— Быть может, я просто устал?
Друзилла жестко рассмеялась.
— Отдохнул? Принимайся за дело! Спаси Рим!
Кашель прервал ее на полуслове. Макрон с ужасом увидел, как хлынула у нее изо рта кровь.
— Лекаря! — крикнул он. И с облегчением увидел, как щуплый человечек бежит к ним по дорожке. Это был лекарь, который сразу же принялся вливать девушке в рот целебный настой, но она нетерпеливо оттолкнула чашу и вцепилась в руку Макрона.
— Поклянись, Гней Невий Серторий Макрон, — твердо сказала она, брызгая кровью. — Поклянись мне!
— Клянусь! — Макрон торжественно вскинул руку, и кулак его гулко стукнул по кирасе в то место, где билось сердце. — Клянусь! — уже тише повторил он, бросил последний взгляд на угасающую красавицу и пошел прочь, чеканя шаг по старой солдатской привычке.
О ее смерти Макрон узнал в разгар праздника, который устроил в своем доме в честь Ирода Агриппы.