— Услышать исповедь? — Это была уже легкая насмешка, но ему стало легче: значит, его больше ни в чем не подозревают? Допрос кончился. Он оправдан…
— Довольно, Ральф, — произнесла Анна. — Вы не дали брату Томасу отдышаться после долгого похода и сразу набросились с вопросами. Он же совсем измучен.
Она слегка прикоснулась к спине Томаса.
— Прости меня, брат, — сказал ему Ральф. — Как справедливо замечает эта женщина, мне не хватает хорошего воспитания. Но зато вполне хватает моей дьявольской работенки.
— Да, ужасное убийство предстоит раскрыть вам, коронер, — проговорила хранившая все это время молчание Элинор. — И, конечно, любые сведения могут помочь.
Томас понял ее слова как обращенное к нему предложение сказать еще что-то и неохотно заговорил опять:
— С утра сегодня на дороге было много попутчиков, но когда миновали деревню, то потом я уже был один… да, совсем один. Остальные задержались там…
Он замолчал. Что же еще сказать? Про ощущение, будто его кто-то преследует? Нет, это ни к чему. Ну, а раскрывать, зачем он был в Йорке, уж тем более он не имеет права.
Ральф, видимо, позабыл о нем и думать: он уставился на потолок больничной палаты словно плотник, изучающий результаты своей работы, и потом, взглянув на Элинор, произнес:
— Мертвец все еще лежит, привязанный к лошади моего помощника. Я полагаю, сестра Анна должна его осмотреть… Со своей стороны я помогу в чем нужно…
— Конечно, Ральф. Пускай этот скорбный груз доставят ко входу в мужскую часовню. Там его положат на подставку и прикроют, я распоряжусь.
— Благодарю, миледи.
Элинор сделала знак Анне, они обе вышли из палаты. Ральф так долго смотрел им вслед, что Томас решил: тот забыл о его присутствии, и напомнил о себе, кашлянув.
Ральф повернулся к нему и быстро проговорил:
— Вы разве не пойдете в часовню, брат? Когда мертвеца положат там, я бы хотел, чтобы вы взглянули на его лицо. Может, узнаете в нем одного из сегодняшних попутчиков?
— Хорошо, коронер, я пойду туда с вами.
Он на секунду прикрыл глаза и почувствовал, что почти освободился от прежней тяжести, давившей на душу. Но почему она не оставит его совсем? Почему он никак не может забыть то время в темнице, когда он валялся в собственных нечистотах, а крысы шныряли по его беспомощному телу? Пора, пора выкинуть все это из головы и жить настоящим.
А в настоящем требуется, чтобы он пошел сейчас в часовню и посмотрел в лицо мертвецу. И он сделает это. А прошлое пускай остается в прошлом.