Где он сейчас?.. Он отер лицо, взглянул на ладонь. Она была влажной. Он плачет?
Человек из Акры, сузив глаза, огляделся: низкое серое небо осыпалось дождем. Как видно, сам Господь Бог плачет.
Остановив взгляд на череде потемневших деревьев, человек содрогнулся: их согнутые ветви напоминали ему боевое оружие вражеских лучников. Дождевые капли больно били по лицу — как частицы песчаной пыли, когда там, в пустыне, бушевал хамсин. Разве Англия перестала уже быть христианской страной? Почему так близко от дома он чувствует такую боль? Такую печаль?..
Как раз перед очередным поворотом дороги порыв ветра почти оглушил его. Не стон ли это чьей-то души, раздавшийся из преисподней? Он невольно оглянулся, но никого не увидел. Однако стон продолжал звучать в ушах, и он подумал, что если это мучится одна из душ, попавшая в лапы к Сатане, то вскоре к ней может присоединить свои стоны и другая душа… Его собственная.
Человек, за которым он следовал, шагал сейчас ненамного впереди него — он это знал и как будто видел: как тот медленно переставляет ноги, сгорбившись под слепящим дождем…
Значит, час пробил? Он судорожно сглотнул в предвидении того, что неотвратимо близилось. Как часто он предвкушал эти минуты — с того самого дня, когда тот человек решил присоединиться к большой группе путников, шедших с побережья в направлении Нориджа. Вообще-то он с самого начала знал, что тот пойдет к своему дому одной дорогой с ним — другого пути, по сути, нет, — даже если в их группе наберется совсем немного людей. Поэтому он не слишком беспокоился и терпеливо ожидал, веря, что придет время и либо Господь, либо Сатана отдадут ему в руки это чудовище в облике солдата-крестоносца.
С того самого дня, когда взошел на борт корабля, он старался тщательно закрывать лицо, оставляя только глаза, ибо не хотел, чтобы кто-нибудь опознал в нем того, кто должен считаться мертвым. Наверное, его могли принять за язычника, либо даже за прокаженного, которого почему-то не заставили носить предупреждающий знак. И многие держались от него подальше, обходили стороной, что нисколько не задевало его, а, наоборот, вызывало удовлетворение: ведь он не хотел ни с кем общаться…
К тому времени, когда они добрались до деревенской гостиницы в Тиндале, в их группе осталось уже совсем немного путников: большинство направилось прямиком в Норидж к усыпальнице святого Вильгельма. Однако несколько человек, в том числе он сам и тот солдат, остановились в гостинице передохнуть. Здесь он тоже ни с кем не общался, только старался не упустить из вида того, за кем следил.
