— Извините, я не долбораз, я большевик с 1917 года Бернхардт Шлюпке, — говорит мужчина лет пятидесяти в форме вермахта, подтянутый, и внешностью напоминающий Тихонова в известном фильме (Штирлиц), но на русском почти чистом языке, — бывший гауптман кайзеровской Германии. В 1916 попал в плен, при Брусиловском прорыве, был в лагере военнопленных. Там вступил в ВКП (б), после революции с 1918 – го служил в Красной гвардии, воевал командиром роты, воевал против Краснова, Деникина, в 22 уехал в Германию к семье. Так как меня могли знать как бывшего красного командира, я вернулся в Германию под именем ефрейтора Герхардта Эберта, хорошего парня бывшего со мной в плену и умершего в 17 от тифа. Он был сиротой, и никаких проблем не возникло, под этим именем призван в армию в 1938, участвовал в "освобождении" генерал-губернаторства, то есть Польши по документам ефрейтор Герхардт Эберт. На деле бывший гауптман Шлюпке, бывший комроты красной армии, член ВКП (б).
— Прошу извинения, товарищ Бернхардт, но как вы оказались в лесу и без оружия?
— Меня хотели арестовать за пропаганду против рейха, мы ж коммунисты не можем спокойно существовать, ищем трудности, я вынужден был бежать от трибунала. Увы, на фронт я не попал, все по тылам, а то бы перешел на сторону своих братьев – большевиков.
— Прошу еще раз прощения, Артюхов скажи там, что бы товарищу принесли поесть.
Через минут пятнадцать старшина принес поесть товарищу немцу, и видно было, что его распирало любопытство, раньше командир кормил немцев штыками да пулями, максимум гранатами. А что ж это за немец если его просят накормить, и причем едой.
Пока Бернхардт ел, я вышел поболтать с другими командирами.
— Товарищи командиры, наши пушкари привели к нам заслуженного немца, — говорю я напыщенно как Ксюша Собачк, ну или как ПростоФиля Киргоров.
— И чем же этот немчурбас так заслужен? — спрашивает, кривясь, спрашивает Кравцов.
— Он командиром роты Красной армии во время гражданской был. За просоветскую пропаганду его чуть ихняя гестапа не схватила, и он бежал, а куда ему бежать? Правильно не в Гондурас, а к красным, то есть к нам.
— Если все это правда? То он нам очень, нужен, — рассуждает военврач, — он с немцами говорить будет на их языке. Главное чтобы в свое подразделение не попал, а формы у нас хоть завались, даже гауптманская есть.
В это время Шлюпке выходит к нам, командиры оглядывают его.
— Товарищ офицер, какие будут распоряжение? — спрашивает, у меня Шлюпке.
— Товарищ Шлюпке, у нас нет офицеров, у нас командиры, — отвечаю я.
— Простите товарищ командир, привычка.