Слева от Капитана в нескольких шагах стояли Ахкеймион с Киампасом. Справа — Клирик и Сарл. Их Метки напоминали об их силе, в которой была вся надежда экспедиции.
Не выпуская из руки факела, Мимара вытащила из ножен свой меч: подарок матери, выкованный из тончайшей селевкаранской стали. Мелкие огоньки капельками воды скользят по его блестящей поверхности. «Бельчонок», так она его называла, потому что он всегда дрожит у нее в руке. Как сейчас. Мимара попыталась припомнить многие годы тренировок со своими сводными братьями, но свет Андиаминских Высот не проникает сюда, так глубоко… Сюда не проникает ничего.
— Они идут, — сказал нечеловек, буравя темноту такими же непроницаемыми, как эта темнота, черными глазами.
Мимара ожидала, что почувствует, как из черноты вырисовываются Хоры. Вместо этого она услышала непонятный звук, словно гвоздь царапал по камню, этот звук мало-помалу заливал невидимые пространства, как вода во время потопа, ширясь и поднимаясь, так что стало казаться, что экспедиция стоит в полой трубке кости, которую грызут гигантские зубы…
Громче. Громче. Воздух наполнило зловоние, напоминавшее гнилостный запах нечеловеческих ртов.
Мимара так стискивала рукоять меча, что сводило руку.
— Как и сказал Капитан, — послышался скрипучий голос Сарла. — Голые.
Он стрельнул в Киампаса многозначительным взглядом. Вместе с жирными губами ухмылялись все его морщинки.
— Напомните мне, как сильно я это все ненавижу, — сказал Галиан, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Как нож в заднице? — подсказал Ксонгис.
— Не. Хуже.
— Я тоже подумал про нож, — добавил Сома.
— Нет, — ответил Поквас. — Это как отхлестать тебя по яйцам… ну, как репейником, так, да?
— Именно так, — сказал Галиан, глубокомысленно кивая. — Мою нежную мошонку. Репейником.
— Во-во, — фыркнул Ксонгис и плашмя хлопнул себя мечом по шлему.
— А золота-то сколько, подумайте, — ответил Сомандутта. Чувства юмора ему всегда не хватало. Бедняжка.
— Да ну, — скривился Поквас. — Куда он его потратит, когда репейником обдерет себе все хозяйство, так что все шлюхи смеяться станут?!
Каждый раз, когда они произносили это слово, Мимару бросало в жар. «Шлюха».
Галиан снова кивнул, на этот раз — как будто соглашаясь с какой-то трагической истиной человеческого существования.
— Это правда, девки вечно хохочут.
Своими разговорами они обращались, скорее, к собственным страхам, чем друг к другу, поняла Мимара. Люди всегда фиглярствуют, разыгрывают собственный спектакль, чтобы не произносить тех реплик, которые отвела им реальность. А о страхе пусть говорят женщины.