это за женщина.
Риарден подумал, что нужно лучше держать себя в руках: он чуть не дал ей пощечину.
— Лилиан, я думаю, тебе известно, что я не терплю подобного юмора.
— О, какой ты серьезный! — рассмеялась она. — Я стала об этом забывать. Ты всегда так серьезен, особенно, когда дело касается лично тебя.
Лилиан внезапно повернулась к нему, улыбка исчезла с ее лица. Она смотрела на него странным, вызывающим взглядом, полным решительности и отваги, который он порой ловил на ее лице.
— Предпочитаешь серьезный разговор, Генри? Хорошо. Долго ты еще хочешь, чтобы я жила где-то у подножия твоей жизни? Насколько еще более одинокой я должна стать? Я ничего у тебя не просила.
Я предоставила тебе жить так, как тебе нравится. Можешь ты подарить мне один-единственный вечер? О, я знаю, ты ненавидишь вечеринки и сразу начнешь скучать. Но для меня эта свадьба имеет большое значение. Назови это тщеславием, суетностью, но я хочу появляться на людях, хоть иногда, с моим мужем. Наверное, ты никогда не думал об этом в таких выражениях, но ты — важная фигура, тебе завидуют, тебя ненавидят, уважают и боятся, ты мужчина, которого любая женщина с гордостью представила бы в качестве своего мужа.
Ты можешь сказать, что это примитивная форма женской похвальбы, но, на самом деле, это форма женского счастья. Ты живешь по иным стандартам, а я — именно по таким. Не можешь же ты отказать мне в такой малости, пожертвовав несколькими часами скуки? Можешь ли ты быть достаточно сильным, чтобы выполнить свои обязательства и исполнить супружеский долг? Можешь ли ты пойти туда не ради себя, а ради меня, не потому, что ты хочешь пойти, а потому что этого хочу я?
«Дагни, — в отчаянии подумал он, — Дагни никогда ни слова не проронила о моей семейной жизни, никогда ничего не требовала, ни в чем не упрекала, не задавала никаких вопросов».
Как он мог появиться перед ней со своей женой? Он не мог предстать перед Дагни как муж, горделиво выставленный напоказ, он, скорее, предпочел бы умереть, но внутренне уже понимал, что согласится пойти с Лилиан.
Риарден считал свою тайну виной и обещал себе вытерпеть ее последствия. Он знал, что Лилиан в данном случае права, и был готов вынести любое наказание, не мог отрицать правоту жены, понимая, что причина, по которой он не хочет идти на свадьбу, не повод для отказа. Мысленно он взмолился: «О Господи, Лилиан, только не эта свадьба!», но не позволил себе просить пощады, а произнес безжизненным, ровным голосом:
— Хорошо, Лилиан, я пойду с тобой.
* * *
Подвенечная фата из розовых кружев зацепилась за щербатый пол ее съемной комнатки. Черрил Брукс осторожно приподняла ее, повернувшись, чтобы посмотреть на себя в зеркале, висевшем на стене. Сегодня весь день ее фотографировали здесь, как и все два последних месяца. Она до сих пор недоверчиво и благодарно улыбалась, когда газетные фоторепортеры приезжали, чтобы сделать снимок, но ей уже хотелось, чтобы это происходило не так часто.