Пожилая дама, заведовавшая в журнале слюнявой колонкой о любви, а в реальной жизни отличавшаяся горькой мудростью женщины-полицейского, взяла Черрил под свое покровительство несколько недель назад, когда девушка впервые попала в руки газетных щелкоперов, словно в мясорубку. Сегодня она выставила газетчиков за дверь, крикнув соседям: «Давайте, давайте, бейте их!», захлопнула у них перед носом дверь и помогла Черрил одеться. Она собиралась отвезти девушку на венчание: оказалось, что больше этого сделать некому.
Подвенечная фата, белое атласное платье, изящные босоножки и нитка жемчуга на шее стоили в пятьсот раз дороже всего содержимого комнатки Черрил. Большую часть спальни занимала кровать, в оставшейся разместились комод, один стул и ее немногочисленные платья, висевшие под выцветшей занавеской. Необъятный кринолин подвенечного платья при ее движениях задевал стены, худенькая фигурка, затянутая в корсет, изгибалась над пышной юбкой в драматическом контрасте. Платье сшил лучший портной города.
— Знаете, когда я получила работу в магазине «Центовка», я могла бы переехать в комнату получше, — извиняющимся тоном рассказывала Черрил репортерше, — но я подумала, какая разница, где спишь ночью, вот и сэкономила деньги, потому что они могут пригодиться для чего-нибудь важного.
Она улыбнулась и замолчала, изумленно качая головой.
— Я думала, они мне понадобятся, — добавила она.
— Выглядишь прекрасно, — сказала женщина. — В этом тусклом зеркале многого не разглядишь, но ты в порядке.
— Все так неожиданно произошло, что я. У меня не было времени. Но знаете, Джим замечательный. Он не против того, что я — простая продавщица из магазина дешевых товаров и живу в таком месте. Он не имеет ничего против этого.
— У-гу, — угрюмо поддакнула репортерша.
Черрил помнила, как она изумилась, когда Джим пришел сюда в первый раз. Однажды вечером, без предупреждения, через месяц после их первой встречи, когда Черрил уже потеряла надежду увидеть его снова. Девушка ужасно смутилась, чувствуя себя так, будто пыталась удержать восход солнца в грязной луже, но Джим улыбался, сел на единственный стул и окинул быстрым взглядом ее комнатку. Потом он велел ей надеть пальто и пригласил на ужин в самый дорогой ресторан в городе.
Он улыбался, видя ее неуверенность, пугливость, страх ошибиться вилкой и светящиеся счастьем глаза.
Она не знала, что он думает о ней. Он же понимал: она едва прикоснулась к дорогой пище не потому, что очарована рестораном, а потому, что он привел ее сюда. Она получила от богатого чудака приглашение на ужин (а не дорогой подарок, вопреки предпочтениям всех ее знакомых девушек) как сверкающую награду, о которой не осмеливалась даже мечтать.