— Эй, человек! От отца в наследство получил дорогу? Ну-ка прочь!
Усто сразу признал голос.
— Ты, Латиф? Путь добрый! Откуда?
И шагнул к машине. На щитке мерцала лампочка, и при ее тусклом свете Усто разглядел на заднем сиденье еще одного человека. Валиджан! Он полулежал, склонив голову набок, но, видимо, не спал — папироска в углу рта вздрагивала, губы что-то бормотали. Даже на расстоянии ощущался смрад водочного перегара и еще тонкий сладковатый запах — запах наркотика.
«Так вот в чем дело! Ну, негодяй!..»
— Вы бы в сторону отошли, Усто-ака, — протянул Латиф не очень настойчиво и как будто с опаской. — А то мы очень уж торопимся.
— Погоди-ка, брат. Я тоже с вами поеду.
— Да вам же говорят. — Латиф нагнулся над баранкой, взялся за рычаг. — Торопимся мы… И отойдите, а то еще придавим!
— Что?! — загремел Усто и живо просунул руку в кабину, схватил Латифа за плечо, притиснул к сиденью. Меня? А вот эти руки видел? Знаешь, сколько они фашистов передавили насмерть как цыплят?
Он открыл заднюю дверцу, согнувшись, влез в кабину, отодвинул Валиджана.
— Ла-адно, не будем ссориться, — поглаживая плечо, слегка хриплым голосом проговорил Латиф. — Куда поедем-то?
— К нашему двору. И не останавливаться нигде!
— А его? — Латиф кивнул в сторону Валиджана. — Может, домой отвезем?
— Тихо… — сквозь зубы проговорил Усто и поднес к самому носу Латифа почерневший крепкий кулак.
Равшан-Палван заехал в правление колхоза. Не успел он сойти со своего иноходца, как подбежал Тильхат и сообщил последние новости: только что были Джамалов и Рахимджанов, долго беседовали с Муминовым. Видно, поспорили, а может даже поругались, потому что Джамалов и Рахимджанов уехали хмурые.
Равшан поглядел со двора в окно, и едва увидел всех троих — Муминова, Мутала и Муборак, беседующих оживленно и вполне мирно, — решил не заходить, попятился назад.
У ворот стояла машина председателя. Равшан попросил шофера отвезти его домой: нездоровится, мол…
Они поехали. Чем ближе к дому, тем мрачнее становилось на душе у Палвана. Тяжелые, нерадостные мысли, точно камни в горном потоке, медленно ворочались в голове. «Вот как, значит, сговорились? Ладно же!..» — пробормотал он почти вслух.
— Что вы, раис-ака? — обернулся к нему Тахир.
— Раис-ака в конторе остался! — оборвал Палван. — У тебя что, в мозгах помутилось?
Тахир промолчал.
Дома оказалась одна только жена. Широкий двор и сад, в прежние дни всегда полные гостей, были сейчас пустынны и тихи, словно их водой залило. Хотя Палвану было не по себе и хотелось сорвать злобу на ком-нибудь, он сдержался — грубить жене, вообще женщине, существу слабому, он всегда считал низостью.