Она не запомнила момента, когда такая борьба стала осознанной. А может, и не было такого момента — желание жить пробуждалось и крепло постепенно, с каждым уколом и переливанием крови, с каждым теплым словом друзей.
Но когда она почувствовала, что хочет жить и будет жить, сознание пронзил ужас: жить без ноги, калекой?! — Значит, оставить все — друзей, бригаду, работу? Нет! Даже думать об этом не хватало сил. У
Чем больше Шарофат приходила в себя, тем яснее понимала: ногу она потеряет. Вспомнилось: эта мысль впервые пришла еще там, ка поле, когда отключилось что-то в сознании, и она с тупым безразличием увидела свою ногу — из кровоточащей кожи выпирали осколки раздробленных костей, и казалось, что вся нога держится только на коже…
Возникая в памяти, эта картина вновь и вновь вызывала ужас, с каждым разом все сильнее.
Наконец, на пятый день после аварии, засуетившиеся медсестры сообщили шепотом: опять прилетел тот самый очкастый травматолог, один вид мясистых рук которого вызывал содрогание.
Шарофат почти не заметила, как прошла операция, длившаяся два часа, — она была под наркозом. Потом ей рассказали, что эта операция, на простом человеческом языке называемая соединением костей. — исключительно сложная, и далеко не всем, даже опытным хирургам выпадает счастье провести ее успешно.
Слушая, с каким благоговением говорили врачи об искусстве хирурга, Шарофат поняла, что совершилось что-то большое, радостное. И на душе у нее стало спокойнее.
Вечером зашел тот самый доктор: очевидно, чтобы проститься. Шарофат не удержалась, спросила, что теперь будет с ногой. Знаменитый хирург ответил шутливо-грубоватым тоном:
— Для что мы все бьемся чуть не целую неделю, зачем государство прислало меня сюда на самолете? И после этого мы не спасем вашу ногу?! Будьте покойны: бегать и прыгать будете так, что сможете стать чемпионом республики по бегу! — И, засмеявшись, добавил: — Или артисткой балета.
Не успел врач в сопровождений своей свиты выйти из палаты, как Шарофат заплакала навзрыд — так стало хорошо от его уверенных, спокойных слов!
Долго плакала она в тот вечер. Слезы были легкими, радостными, словно утоляющими боль, — так ей подумалось тогда.
Шарофат уснула с невысохшими слезами на ресницах. Боль все-таки не ослабевала; но она спала хорошо и проснулась только на следующее утро.
Это был долгий, счастливый день. Он, как и слезы накануне, врачевал страдания, рождал покой. С утра пришли друзья из бригады. Парни и девушки почти целую неделю провели в Чукур-Сае — исхудали, прокалились на солнце, но такие были радостные, возбужденные!.. Рассказали Шарофат обо всех бригадных событиях. Потом появились мать и отец.