И вот сейчас он не удержался, съязвил — то ли под впечатлением разговора с Рузиматом, тоже заносчивым гордецом, то ли давняя неприязнь к Муталу оказалась сильнее. И улыбнулся, когда уже понял, что не удержался.
Однако странное дело! Мутал сегодня был каким-то другим. Карие глаза мягко светились, и на лице покой, сознание правоты. Когда Джамалов улыбнулся, Мутал опустил голову, проговорил тихо:
— Вы… простите меня. Конечно, я должен был приехать к вам. Я сознаю, что виноват.
Джамалов посмотрел на него внимательно, даже с удивлением.
— Вот что, — сказал он, помолчав. — Я считаю, что следствие в основном закончено. Хотя надо еще кое-что уточнить. И я хотел, прежде чем представить все материалы в соответствующие органы, побеседовать с вами. Но… — он посмотрел на Мутала и кивнул на стол. — Вас, оказывается, вызывают в обком. Поэтому я решил: поговорим после. А пока — счастливого пути!
Обернувшись у двери, бросил:
— Вы человек занятой, можете не провожать.
Мутал, шагнув было за ним вслед, остановился.
Поглядел на телеграмму, которую только теперь заметил среди бумаг, подумал: «Ну, это даже к лучшему. Пусть хоть какой-нибудь конец!»
Муминов подошел к раскрытому окну.
Солнце уже поднялось выше тополей, и сад, разросшийся, диковатый в своей запущенности, весь купался в море света, дышал зноем. Листва на деревьях поникла. Нигде не дрогнет ветка. Даже птицы, кроме юрких маленьких воробьев, приумолкли.
Мысли опять вернулись к Муталу. Очень сложно получается с ним… И главное — время такое напряжённое!
В эти дни Муминов дважды побывал у шахтеров, чья парторганизация подчинялась непосредственно обкому. Он разговаривал с секретарем парткома, с директором комбината. Дело в том, что в своем последнем заключении Джамалов делал упор на зло-получные трубы. Но поездка Муминова мало что изменила. Товарищи, с которыми он беседовал, отлично понимали суть этого, что ни говори, щекотливого дела. И сами готовы были помочь, уладить. Но беда в том, что по сигналу районной прокуратуры снабженческие органы не отпустили комбинату для текущей работы как раз то количество труб, которое получил колхоз имени XX съезда. Утешением, хотя и слабым, было то, что на комбинате составили и послали в обком письмо с просьбой отпустить эти самые трубы через комбинат для колхоза, который взялся за орошение засушливой долины. Ответа на письмо пока, правда, не последовало…
Насчет главного обвинения против Мутала — по делу о катастрофе — Муминов счел возможным написать в обком сдержанно. Шарофат выздоравливала, и, кроме того, Валиджан, ее муж, давал теперь совсем другие показания. Муминова это особенно радовало, хотя причины он пока не знал.