Если Россией всегда управляли только кнутом, то, конечно, не потому, что она была столь своевольна или упряма, а потому что ее мечтательная уступчивость, ее мягкая нерешительность во все времена буквально призывала кнут к себе. Как для всех людей, которые не могут объединить доброту и силу, так и для русских тоже нет ничего среднего между крайней мягкостью и крайней твердостью, между самой большой готовностью к страданию и самой холодной жестокостью. Террор царей не был навязан им, он был вызван податливостью и уступчивостью в русской душе. Ни один русский не верит, что сила и доброта могли бы проистекать из одного источника. Сильный и добрый — никто не думает всерьез, что что-то такое существует на самом деле.
«Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую!» Мы на западе видим в этой библейской фразе призыв предоставить себя судьбе, на востоке — больше не защищаться. «Не противься злу» — ни один европеец не сделал бы из этого центр тяжести его учения. Толстой сделал это. Толстой, автор «Войны и мира», солдат как мы, артиллерист как мы, и капитан на Крымской войне. Британцам Толстой чужд, итальянцам не меньше. Но мы — мост. Одни мы среди всех народов Европы.
Меньше, чем другие, именно русские и немцы были предопределены для того, чтобы вести друг против друга войну. Хотя как раз взаимные жертвы в такой войне могут впоследствии приблизить избежание убийственных войн двух народов друг против друга. Фронтовики Первой мировой войны неоднократно уже вскоре после нее испытывали такое чувство. Они теперь были вдали от фронта, но воспоминания о нем снова постепенно тянули их туда и вместе с тем к неоспоримой предпосылке их тогдашнего опыта, и кроме того, в силу необходимости, к единственному еще оставшемуся свидетелю этого, их тогдашнему противнику — почти как к бывшему другу.
На западе Верден стал для немцев и французов постоянным мемориалом того, что их — с точки зрения здравого смысла бессмысленная — жертва могла только тогда иметь смысл, если при ретроспективном взгляде, все же, она подвинула их ближе друг к другу, подобно этому Изонцо для итальянцев и немецких, словенских и хорватских австрийцев. На горе Монте-Пал в Карнийских Альпах бывшие «альпини», итальянские альпийские стрелки, и австрийские императорские стрелки пожимали друг другу руки во время торжественной встречи там, где они много лет назад месяцами лежали друг против друга на самом малом удалении. Так и вообще те места, вокруг которых шли долгие и ожесточенные бои, городки, участки рек или горы, как, например, Монт-Габриеле или Монт-Сан-Микеле, приобретают для воевавших народов навсегда такое значение, которого никогда не было бы у них иначе. Что говорило, например, когда-то французу, который не родился там случайно, или, тем более, хоть одному немцу такое название как Шмен-де-Дам? Никто не знал его раньше. Но месяцами, в течение долгих лет он появлялся во фронтовых сводках обеих воюющих сторон.