Недели через две после свадьбы, к вечеру в дом Чжоу по приглашению старой госпожи Чжоу явился Цзюе-синь с своим «вызывателем духов». Госпожа Чжоу и Шу-хуа пришли заранее. При виде этой странной деревяшки, старая госпожа Чжоу вспомнила свою внучку Хой, ушедшую в другой мир; в носу у нее защекотало, и, не в силах справиться со своим горем, она стала торопить Цзюе-синя побыстрее испытать эту удивительную вещь. Посмотреть на чудесные опыты Цзюе-синя пришли даже Мэй и его молодая жена, обычно никогда не покидавшие своих покоев.
Цзюе-синь прекрасно понимал, что все это — самообман, но не хотел огорчать родных, зная к тому же, что ему не удастся разубедить их. Ему казалось, что он понимает состояние бабушки, и, уважая ее чувства, он решил подчиниться ее настояниям и провести еще один сеанс.
Цзюе-синь уселся за стол и положил руки на деревяшку. Женщины попросили вызвать Хой. Цзюе-синь закрыл глаза и думал, думал, думал… Он думал только об одном человеке — о покойной Хой. Его стало клонить ко сну. Но руки его по-прежнему лежали на деревянном кругу, вырезанном в форме сердца. Вот задвигались две ножки, и карандаш, прикрепленный к острому концу сердцевидного круга, начал выписывать линии и круги на листе бумаги, лежавшем перед Цзюе-синем.
— Пошел, пошел, — возбужденно произнесла Шу-хуа.
— Спрашивай, спрашивай быстрее, — нетерпеливо попросила ее старая госпожа Чжоу.
— Прошу начертить круг, — произнесла Шу-хуа положенную формулу. Карандаш нарисовал на бумаге не совсем ровный круг.
— Прошу начертить большой круг, — вновь произнесла Шу-хуа. Карандаш действительно начертил круг побольше, но опять-таки неровный. Глаза Цзюе-синя были по-прежнему закрыты, словно он спал, а руки все так же спокойно лежали на приборе, двигаясь вместе с ним.
Но вот карандаш забегал быстрее; казалось, он уже не рисовал круги, а писал на бумаге иероглифы, хотя их пока еще было трудно разобрать. Шу-хуа попросила:
— Мы хотим вызвать сестру Хой, пусть она явится.
Карандаш продолжал двигаться по бумаге. Все внимательно следили. Взгляды их следовали за карандашом, но он двигался слишком быстро и глаза их не успевали за ним. Всех охватило волнение, и в этот момент Шу-хуа неожиданно вскрикнула:
— Сестра! Сестра!
Старая госпожа Чжоу поплотнее придвинулась к столу и, наклонившись, всматривалась в бумагу, невнятно бормоча:
— Где она? Где? — Ее старческие глаза затуманились слезами.
— Смотрите! На бумаге появилось ее имя, — возбужденно проговорила Шу-хуа.
— Спроси ее, помнит ли она меня, — попросила старая госпожа Чжоу.
Шу-хуа собиралась заговорить, но видя, что карандаш вновь что-то пишет, напрягла внимание и, с трудом различив написанное, испуганно воскликнула: