Когда Цзюе-синь, Шу-хуа и Цуй-хуань пришли в гуйтан, дверь в комнату госпожи Ван была уже закрыта, но внутри виднелся свет. Пройдя под окном теткиной спальни, они вошли в ее столовую. Шу-хуа осталась, а Цзюе-синь и Цуй-хуань направились в комнату госпожи Ван.
В просторной комнате, освещенной тусклым светом ночника, была только Ли-сао, которая, стоя у кровати, готовила постель. Обернувшись к вошедшим, она бросила:
— Госпожа в той комнате.
Из задней комнаты донесся веселый смех. Цзюе-синь решительно направился туда.
Госпожа Ван с трубкой кальяна сидела на краю кровати. Напротив, на модном стуле, закинув ногу на ногу, с сигаретой в руке восседал Кэ-дин. Неожиданное появление Цзюе-синя прервало смех хозяев; глаза их повернулись к вошедшему — в них не было ничего, кроме досады.
Пересилив себя, Цзюе-синь вежливо приветствовал их.
— Садись, Цзюе-синь. Зачем пожаловал? — спросила госпожа Ван, не изъявляя особой радости при виде племянника.
— Тетя, Цянь-эр очень плохо, — с трудом подбирая слова, сказал Цзюе-синь. — Я пришел посоветоваться с вами. Если сейчас пригласить к ней врача получше, то ее еще можно будет спасти.
— Уже звать врача? — холодно усмехнулась госпожа Ван. — У нее простое недомогание, и не стоило из-за этого прибегать среди ночи и тревожить меня. Что же, я — сама не знаю? — Кэ-дин сидел все так же, закинув ногу на ногу, и, наслаждаясь сигаретой, медленно пускал дым.
— Какое же это недомогание, тетя? Ведь человек умирает! Неужели вы не можете придумать что-нибудь? — волнуясь, убеждал Цзюе-синь.
— Ну, так что? Пусть подыхает! Я ее за свои деньги купила. Чего ты-то беспокоишься? — оборвала его тетка.
Цуй-хуань, робко прижавшаяся к дверям, шепнула:
— Уйдемте, барин!
Цзюе-синю было не по себе, но он не забыл о Цянь-эр и хотел уже возразить тетке, однако, услышав шепот Цуй-хуань, поостыл. Он чувствовал, что гнев понемногу утихает в нем — ведь слова были здесь бесполезны. Словами он не добьется здесь ничего, кроме огорчений и лишних хлопот для самого себя. Приходилось терпеть: подавленный, он опустил голову, собираясь уйти.
Вошел улыбающийся Кэ-ань с каким-то листом бумаги и удивился, найдя здесь Цзюе-синя:
— А, Цзюе-синь! И ты здесь? Ты с чем? — И весело добавил: — Посмотри-ка, я написал новые стихи. Для Фан-вэня. Семистопные, два куплета. Вот послушай, почитаю. — Подойдя к столу, он пристроился у огня и, покачивая в такт головой, скрипучим голосом прочитал свои гнусные стихи. Закончив, самодовольно посмотрел на присутствующих: — Ну, каково?
— Чудесно! Прекрасно! Мне стыдно, что я так не умею, — улыбаясь, расхваливал Кэ-дин.