— Тут как раз все понятно. Он из рода Одюбонов и считал, что картина принадлежит ему. Она стала для него идеей фикс, наградой стал сам поиск. Думаю, увидев полотно, он удивился бы не меньше нас. — Пендергаст прижал ко лбу кончики пальцев.
Д’Агоста продолжал смотреть на картину. Было в ней нечто, чего он никак не мог осознать. Картина словно пыталась что-то сказать ему. Он уставился на женщину.
И вдруг понял, в чем дело.
— Эта картина… Посмотрите-ка. Она такая же, как и вон те акварели на столе. Которые он написал после.
Пендергаст сказал, не поднимая глаз:
— Боюсь, я не улавливаю вашу мысль.
— Ну вы же сами говорили. Мышь на картине — точно кисти Одюбона.
— Да, очень похожа на тех, что он нарисовал в «Живородящих Северной Америки».
— Вот. А теперь посмотрите на мышь среди ранних рисунков.
Пендергаст медленно поднял голову. Посмотрел на картину, потом на рисунки, повернулся к д’Агосте.
— И что, Винсент?
— Та мышь, ранняя… — д’Агоста махнул рукой в сторону стола. — Я бы никогда не подумал, что ее нарисовал Одюбон. И всю прочую дребедень — натюрморты, зарисовки. Вообще на Одюбона не похоже.
— То же самое говорил и я. В том-то загадка.
— Не уверен.
Пендергаст с любопытством прищурился.
— Продолжайте.
— Значит, у нас есть ранние средненькие рисунки. А потом — вот эта женщина. Что произошло в промежутке?
Глаза у Пендергаста блеснули еще ярче.
— Он заболел!
Д’Агоста кивнул.
— Верно. Его изменила болезнь. Разве может быть другой ответ?
— Блестяще, дорогой Винсент! — Пендергаст шлепнул по подлокотникам и вскочил, зашагал по комнате. — Прикосновение смерти, неожиданное напоминание о том, что мы не вечны, каким-то образом его изменило. Наполнило творческой энергией… Это был переломный момент его карьеры художника.
— Мы все время думали, что Хелен интересовалась сюжетом картины, — сказал д’Агоста.
— Именно. А помните слова Траппа? Хелен не жаждала владеть картиной. Она хотела только посмотреть. Она хотела узнать, когда именно с Одюбоном произошла такая метаморфоза.
Пендергаст умолк, замедлил шаги, а потом остановился. На него как будто нашел какой-то ступор, глаза словно смотрели внутрь.
— Ну вот, — сказал д’Агоста. — Загадка разгадана.
Серебристые глаза посмотрели на него.
— Нет.
— То есть?
— Почему Хелен скрывала все от меня?
Д’Агоста пожал плечами:
— Стеснялась того, как вы познакомились, стеснялась своей маленькой невинной лжи.
— Маленькой невинной лжи? Не верю. Она таилась от меня по куда более серьезной причине. — Пендергаст опять уселся в кресло и вперил взор в картину. — Прикройте ее.
Д’Агоста набросил на картину покрывало. Он уже начинал беспокоиться. Агент казался ему не совсем нормальным.