Пендергаст прикрыл глаза. В библиотеке стояла тишина, нарушаемая тиканьем старинных высоких часов с маятником.
Д’Агоста тоже присел. Иногда Пендергасту нужно дать побыть Пендергастом.
Глаза агента медленно открылись.
— С самого начала мы смотрели на этот вопрос под неверным углом.
— Как так?
— Мы полагали, что Хелен интересовалась художником Одюбоном.
— Ну? А кем же?
— Она интересовалась пациентом Одюбоном.
— Пациентом?
— Вот именно. Это же была ее страсть — медицинские исследования.
— Тогда зачем искать картину?
— Затем, что он написал ее сразу после выздоровления. Она хотела проверить свою теорию.
— Какую теорию?
— Мой дорогой Винсент, известно ли нам, от какой болезни страдал Одюбон?
— Нет.
— Именно. А его болезнь — ключ ко всему! Хелен хотела узнать о самой болезни. О том, как она изменила Одюбона. Ведь именно болезнь, видимо, и сделала гения из весьма посредственного художника. Она знала, что он отчего-то изменился — и потому побывала в Нью-Мадриде, где он пережил землетрясение. Хелен повсюду искала то, что его изменило. И как только она узнала о его болезни, тут-то ее поиски и кончились. Ей нужно было посмотреть на картину и подтвердить свою теорию: болезнь Одюбона каким-то образом изменила его сознание. Она чудесным образом подействовала на его психику.
— Как-то я не врубаюсь.
Пендергаст вскочил.
— И именно потому она скрывала все от меня! Потому что это могло стать важнейшим, ценнейшим открытием в медицинской науке. И наши с ней отношения здесь ни при чем. — В порыве чувств он схватил д’Агосту за руки. — Я так и топтался бы на месте, если бы не ваша, дорогой Винсент, гениальная догадка!
— Ну, это уж вы чересчур…
Отпустив лейтенанта, Пендергаст быстро направился к дверям библиотеки.
— Пойдемте, времени у нас мало.
— А куда мы? — спросил д’Агоста, поспевая за ним. Все еще в недоумении, он пытался проследить ход мыслей своего коллеги.
— Подтвердить ваши подозрения — и узнать в конце концов, что все это значит.
Стрелок — он лежал в негустой тени — изменил позу, отпил воды из солдатской фляжки. Потер по очереди виски надетым на запястье напульсником. Двигался он медленно, методично, полностью погруженный в лабиринт растительности.
Впрочем, предосторожности были излишни: объект его никак не сможет увидеть. Однако годы охоты на другую добычу — четвероногую, самую разную, очень осторожную и сверхъестественно чуткую — приучили его к осмотрительности.
Укрытие нашлось отличное: густой дубовый валежник затянутый, словно пеной, густым испанским мхом; лишь кое-где виднелись небольшие прорехи, в одну из которых стрелок и высунул ствол своего «ремингтона». Отличным оно было потому, что было естественным — в местных лесах и болотах ураган «Катрина» оставил множество подобных следов, и на них никто не обращал внимания.