В итоге, в самый последний момент, сгреб все со стола и умчал. на крыльях любви или заботы, в институт. Конечно, о любви говорить еще рано было. Меня сейчас заботило только состояние Просковина.
О том, какой сегодня день недели и какие у меня пары, до меня дошло уже в институтском лифте, когда рука потянулась к кнопкам. И правда: а куда мне ехать? Рассудив логически, что у меня сейчас Лисковский и что ИДЗ, с горем пополам и светлой Серегиной помощью, я сделал и даже умудрился, впопыхах, прихватить с собой, говорило в пользу практики у Лисковского. Вот я и нажал на кнопку 7. На третьем этаже лифт остановился подобрать попутчиков. Каково же было мое удивление, когда в лифт вошел сам, неподражаемый, Лаврентий Бесогонович. Эта наглая рожа отвернулась от меня, и как-то с опаской, вжалась в противоположную стенку просторной кабины, рассчитанной на 10–12 человек. Испугался, видно, что его догонит мой утюг, скромно упакованный в пакетик. Только потом, один добрый человек, рассказал мне, что в этом была разгадка того, почему на той паре мне были подписаны все ИДЗ одним махом. Лисковский, оказывается, страдал манией преследования. А пока, я ехал в полном неведении и с громадным булыжником на душе.
Лисковский пропустил меня перед собой в аудиторию, оказывая честь не быть наказанным за опоздание. А это многого стоит, поверьте. В целом то, что было на паре, ни единым словом не отложилось у меня в голове из-за постоянной тревоги за Сергея. К концу второго часа я в край извелся. На автомате, принес на проверку свои ИДЗ, пребывая в полнейшей уверенности, что меня пошлют и дальше гулять по саду, и курить бамбук. Но когда на всех ИДЗ отразилась размашистая карлюка подписи Лаврика, я как будто второй раз проснулся, так сказать, вернулся в реальный мир.
— Всё? — стою и смотрю на Лисковского ошалелым взглядом.
— А что, еще хотите одно ДЗ для себя, персональное? — наглая, жабья морда Лаврентия Гнобиславовича расплылась в ехидной улыбке.
— Нет, — я испугано отскочил от стола. — Не надо.
Скажем так, в тот момент, я даже о Просковине забыл. Подхватив свои манатки, полетел по лестнице (лифт для меня не существовал в тот момент) на верхний этаж, под крышу, в тайную курилку нашей кафедры. Я весь светился, глаза горели, как фонари на ночном электропоезде, хотелось во всю глотку заорать «Ура!» или еще какие-то слова, типа «Жеронимо!», только, в последний момент, осекся.
На меня с укоризной смотрел Серега.
— Я его, значит, ищу по всему институту, а он тут курит! — с улыбкой в 32 зуба, подлетаю к нему, и буквально в миллиметре, останавливаюсь. — А давно ты куришь?