Он показал на книгу, которую держал в руке. Взглянув на обложку, студентка удивленно спросила:
— Вы стали читать романы, мэтр?
— Почему бы и нет? Никогда не поздно начать. Вас ничем не удивила эта обложка?
— Нет. Название? «Одинокий» — как-то грустно звучит.
Вдруг глаза Даниель округлились.
— Ах да! Имя автора?
— Да, он! Видите ли, внучка, я убежден, что в этих трехстах страницах — ключ к процессу. До скорого свидания! Самое главное — не уходите отсюда. Кто знает?
Вдруг появится еще кто-нибудь из возможных свидетелей.
Он вернулся только в полночь со словами:
— Я вымотался, но доволен. Не осталось ли там кофе?
— Я вам приготовила, мэтр.
— Вы мой добрый ангел, Даниель. А сейчас быстро возвращайтесь к себе — пора спать.
— Но ангелы не спят, мэтр.
— Я в этом не так твердо уверен, как вы. Мой ангел-хранитель на ногах не стоит от усталости.
— Вы встречались с дамой?
— Да, я ее видел,— кратко ответил Виктор Дельо.— Спокойной ночи, внучка. Возвращайтесь сюда на дежурство завтра утром в половине девятого.
Оставшись один, он облачился в старый халат, надел тапки и погрузился в кресло, чтобы насладиться третьей сигарой из тех, что дал ему шеф адвокатов. Затем он стал читать «Одинокого». Он даже перечитал несколько страниц, где автор описывал состояние своего героя, как и он, слепоглухонемого, до того момента, когда тот наконец вошел в прямой контакт с окружающим миром:
«Он был тот,— читал Виктор Дельо, — кто никогда не видел, не говорил, не слышал, кто ничего не знает, не выражает, кто живет, окруженный непроницаемыми тишиной и мраком, даже не отдавая себе отчета в том, что такое жизнь; кто связан с внешним миром — который из глубины своей бездны он не может и не пытается даже представить — только осязанием, вкусом и обонянием. Он из отбросов человечества и последняя степень человеческого отчаяния. Сидя у открытого окна, позволявшего испытывать одно из редких доступных ему ощущений — тепла и холода, — он заключал в себе бесполезную и враждебную силу, которая в любую минуту могла оглушить его сначала неясным, а потом все более отчетливым чувством своей беспомощности.
...Страх в нем чередуется с отупением, когда его ведут и он не знает куда, ему кажется, что его бросят, забудут и никто никогда не вернется за ним. Неважно, что он из буржуазной, живущей в достатке семьи. Он будет всегда беден, и единственным его богатством останется тело, которое ведут, останавливают, укладывают, одевают, раздевают, поднимают, усаживают... Кто все это делает? Другие, подобные ему, хотя более подвижные и решительные? Или, может, существа высшего порядка? Учителя, доступные для осязания, о присутствии которых догадываешься?..