Опьянев от безумной радости, Жак принялся ощупывать в комнате все подряд: стол, на котором стоял таз, полотенце, местами сухое, местами мокрое, мыло, выскальзывающее из рук, губку, которую лихорадочно сжимал, чтобы выдавить из нее холодную воду. Инстинктивно он подносил каждый предмет к лицу, чтобы его понюхать, вдохнуть и почувствовать его особенный запах. Морщась, он кусал мыло, губку — у мыла был неприятный вкус. Я позволял ему делать все, что он хочет, как бы в вознаграждение за проведенные во мраке десять лет. Чудо свершилось на моих глазах, три чувства, с помощью которых предстояло воспитывать Жака, начинали взаимодействовать, чтобы помочь проясниться сознанию. Запах и вкус пришли на помощь к осязанию. Все это происходило самым простым образом: я наблюдал за беспорядочными, механическими жестами ребенка и видел, как он сначала ощупывал каждый предмет дрожащими пальцами, затем нюхал и наконец пробовал его жадными губами на вкус.
Казалось, что и лицо, непроницаемое до сих пор, жаждало узнавания новых предметов. У Жака появился ключ к пониманию вещей. У меня было теперь доказательство живого ума — доброе сердце Соланж не ошиблось. Прошел час, два, три — часы, насыщенные новой жизнью, в это время я последовательно его заставлял ощупывать, обнюхивать уже знакомые предметы, давая им наименования осязаемым знаком на его жадных ладонях. Руки вспотели, он часто дышал. Я понял, что не следует слишком затягивать этот первый урок, иначе сознание — еще слабое — не выдержит потрясения. Завтра я начну с тех же самых знакомых предметов утреннего туалета и добавлю новые.
А до тех пор, я считал, надо дать ему возможность двигаться, подышать свежим воздухом. Чрезмерная мозговая работа в течение нескольких часов требовала успокоительной разрядки. Я отвел его в институтский парк и заставил следовать заранее обозначенным маршрутом. Для этого между некоторыми деревьями были натянуты веревки. Жаку оставалось только идти от дерева к дереву вдоль веревок, деревья служили вехами. Спустя три дня он мог уже прогуливаться один. Так он узнал понятие «пространство». Очень быстро он понял значение слова «движение» и обнаружил, что ноги контролируются его волей.
Естественно, я был рядом с ним во время этих прогулок, чтобы что-нибудь не случилось, но не указывал ему дорогу — позволял действовать самостоятельно. Как только он заучил наизусть этот маршрут, я обозначил ему веревками другой. Не нужно было, чтобы он постоянно проделывал один и тот же путь. Когда я научил Жака обозначать каждый предмет мимическим знаком, я стал с ним общаться только как с глухонемым, заставил его осваивать дактилологический алфавит, который считывается кожным покровом, — именно этим алфавитом пользуется сейчас переводчик. Затем я стал с ним общаться как со слепым и обучил его алфавиту Брайля, который позволил ему читать. Но он мог пока узнавать и обозначать только конкретные предметы и простейшие действия. Для того чтобы обращаться непосредственно к его душе и сердцу, нужно было ему внушить представление о некоторых понятиях.