Я начал с понятия «величина», для чего дал ему возможность тщательно ощупать двух товарищей — большого и маленького. Затем продолжил в этом же духе. Однажды вечером, когда к нам в институт явился нищий бродяга, чтобы попросить крова и хлеба, я отвел его к Жаку, и мой ученик ощупал рваную одежду и стоптанные башмаки несчастного. Эксперимент был жестокий, но необходимый. Жак очень резко выразил свое отвращение при этом первом непосредственном соприкосновении с бедностью. Сразу же после этого я дал ему возможность ощупать добротную одежду, тонкое белье, часы с браслетом и новые туфли институтского врача Дерво. Жак тотчас же с помощью мимического языка заявил: «Я не хочу быть бедным! Не люблю нищих!»— «Ты не имеешь права так говорить,— ответил я.— Ты меня немного любишь?» Лицо его выразило нежность. «Ты любишь меня,— сказал я ему,— а между тем я тоже бедный».
Жак понял тогда, что нет ничего позорного в том, чтобы любить бедных, и в то же время усвоил понятия «богатство» и «бедность». Воспользовавшись этим подходящим моментом, я взял его руки и приложил их к своему лицу. Он долго ощупывал мои морщины, затем сравнил мое лицо со своим — чистым и молодым. Я объяснил ему, что придет день, и у него тоже будут морщины,— так в его сознании возникло представление о старости. Он запротестовал, заявил, что никогда не будет таким, всю жизнь собирается оставаться молодым и что у него никогда не будет морщин. Невероятно трудно было ему объяснить, что стареют все, что старость не будет грустной, если она сумеет окружить себя молодостью. Ведь единственно настоящая молодость — это та, которая у нас в душе.
Когда спустя несколько дней Жак прогуливался вдоль веревок в парке под моим наблюдением, мне пришла мысль внушить ему еще одно необходимое понятие: «будущее». Объяснения, несмотря на все мои усилия, были бы трудными и недостаточными, если бы ребенок впервые меня не опередил. Жак сделал простой жест, который доказывал, что он все прекрасно понял: вытянув руки вперед, он быстро шел впереди меня, не обращая внимания на вехи маршрута. Самостоятельно, внутри себя он нашел вечное сравнение жизни с дорогой, о котором замечательно сказал Боссюэ. Вернувшись с этой волнующей прогулки, открывшей перед ним необозримые горизонты, Жак впервые соприкоснулся с понятием «смерть». Теперь, когда он представлял себе, что такое «будущее», я считал его вполне подготовленным к восприятию смерти.
Брат Ансельм — наш эконом — только что почил в мире, прослужив пятьдесят лет во благо нашему институту. Жак был сильно привязан к брату Ансельму, который при встрече всегда совал ему в карман плитку шоколада. Я стал спокойно говорить своему ученику об умершем, о том, что он заснул навсегда, что он больше не встанет, не будет ходить, не положит плитку шоколада в его карман. «А кто же тогда мне его даст?»— спросил с беспокойством Жак. Я предложил ему сходить к умершему. Прикоснувшись к нему, лежащему, он был поражен холодностью трупа. Узнав, что он тоже умрет, что его тело будет таким же холодным, как у брата Ансельма, Жак опять запротестовал: чудовищное это открытие заставило его разрыдаться. Я объяснил ему, что я тоже умру и что не боюсь смерти. Однако нельзя было оставлять в его сознании такое материалистическое и неполное представление о смерти. Для этого нужно было дать ему представление о существовании «души».