Всегда живое присутствие Соланж в сердце Жака помогло запустить механизм, который привел конкретный ум к восприятию более абстрактных понятий. Я спросил у него: «Ты любишь Соланж? Но чем ты ее любишь? Руками? Ногами? Головой?» В ответ на каждый из вопросов Жак отрицательно качал головой. «Ты прав, милый Жак. Что-то есть в тебе, что любит Соланж. Это любящее что-то заключено в твоем теле, оно зовется душой. В момент смерти душа расстается с телом. Когда брат Ансельм умер, ты, прикоснувшись к его телу, заметил, что оно холодное,— это потому, что душа покинула его. Она теперь в другом месте. Тебя любила его душа, не тело, она жива по-прежнему и продолжает тебя любить». Так начали зарождаться в сознании Жака представления о сложных абстрактных понятиях, о бессмертии души. Мне оставалось только довести его до главного пункта, до кульминационного момента во всяком воспитании — дать представление о понятии «Бог». Чтобы этого достигнуть, я использовал самый яркий известный людям символ — Солнце.
Звезда, от которой зависит жизнь, ее возрождение и обновление; ее благотворные лучи проникают в самые мрачные углы, они ласкают и лицо Жака. Солнце за его тепло мой ученик любил так же страстно, как ненавидел смерть, которая приносит с собой только холод. Каждый раз, прогуливаясь с Жаком, я замечал, до какой степени он любил исходящее от солнца тепло. Он протягивал руки в направлении того места, откуда, ему казалось, оно исходило, и пытался иногда залезть на деревья только для того, чтобы быть ближе к солнцу.
Однажды, когда он убежал в поле и вернулся ко мне загорелый, счастливый, сияющий, переполненный детской радостной благодарностью к светилу, давшему ему эту радость, я спросил его: «Жак, кто сделал солнце? Может быть, столяр?» — «Нет,— ответил он,— это булочник». В своем сознании, где теснилось столько новых понятий, он наивно сблизил солнечное тепло с теплом от печки в пекарне. Я ему объяснил, что булочник не мог сделать солнце, ему это не по силам, что булочник— всего лишь человек, как он, как я, что ему доступно только искусство месить тесто. «Тот, кто сделал солнце, Жак,— более сильный, более могущественный, чем булочник, чем мы, умнее, чем весь мир». Жак слушал меня с восхищением. Я рассказал ему о сотворении мира, о дивном небе с луной и звездами.
Постепенно я продолжал урок. Скоро он знал наизусть основные сюжеты из Священной истории, которые, как и всех детей, приводили его в восторг. После Ветхого завета последовал рассказ о страстях господних. Жак был очень взволнован, и, поскольку представление о времени было у него еще не совсем точное, он с беспокойством спросил: «Папа тоже был среди тех злых людей, которые убили Христа?» — «Нет, дитя мое. Твой отец, так же как и ты, как все мы, только часть тех, для кого Господь стал искупителем». Я воспользовался упоминанием об отце, чтобы развить еще смутное у него понятие о семье. Я объяснил, что у него есть еще мать, которую ом должен любить всем сердцем и уважать. Много раз он выражал удивление по поводу того, что не часто встречается со своими близкими и в особенности с матерью. Я только и мог ему ответить: «Она скоро приедет...» Действительно, она приехала почти через год. К сожалению, это свидание, на которое я возлагал большие надежды, было удручающим.