Пашута солидно покашлял.
— Я под руку подвернулся… У тебя, Варенька, синяк какой-то квадратный. Надо его припудрить малость. Утром, надо полагать, щека в зелень пойдёт.
— Нечего чужими синяками любоваться. Тебе хорошо, у тебя под волосами не видно.
— Не видно, — согласился Пашута. — Но тыква вся горит.
Глаза их встретились и с минуту не разлучались, но ничего понять друг в друге они не сумели.
— На билет дашь денежек взаймы, Павел Данилович?
— Дам. Но тебе не билет нужен.
— А что?
— Разберёмся. Утро вечера мудренее.
На улице Варя взяла его под руку.
— Погуляем немного?
— Конечно. Смотри — звёзды какие. Сейчас на голову посыплются. Похолодало вроде?
Долго бродили без цели. Чудно это было обоим. Но Пашуте чуднее. Эва какая потекла житуха. Утром — побои, вечером — ресторан, прекрасная девушка под боком, ничья. А ему пятый десяток по темечку постукивает. Пристанища у него нет, и смысла в жизни нет, и уж, видно, не будет никогда. Да и какой нужен смысл? Ноги держат, голова ясная, хотя и побаливает, желудок набит до упора, и девушка желанная рядом. Так бывало с ним и прежде, точно так же — восторг без причины, а на сердце кошки скребут. Кто-то раскручивает нашу жизнь по спирали, всё в ней повторяется, и ничего нового не жди.
Стояли у моста, будто игрушечного, будто для детского кино слепленного. У прохожего Пашута спросил:
— Этот мост как называется?
— Аничков.
— Ну да?
Варя захлопала в ладоши: «Аничков, Аничков!» — неизвестно чему обрадовалась. Отбежала к сугробам, слепила снежок — бабах ему на голову. Он тоже не старик. Нагнулся, зачерпнул, свалял кое-как — бух, и мимо. Вторично нагнулся, да она ждать не стала. Прыгнула сверху, повалила — ой, что делается! Хохот, визг, тяжёлая девка, ей-богу! И всё норовит снег поглубже за шиворот запихать.
— Караул! — вопил Пашута. — Милиция! Грабят одинокого путника!
До того навозились в снегу, подняться не могли сразу. Вот он — смысл бытия!
В её очах фонари со звёздами перемешались, вспыхнули диковинно. Редкие прохожие стороной двух дураков обходили.
— Чем ты меня купил, знаешь, Пашенька?
— Чем?
— А когда сказал про ребёночка. Чтобы я тебе ребёночка родила. Помнишь? Ты это всерьёз сказал?
— Такими вещами не шутят, — ответил Пашута.
5
Утром Пашута поджидал на этаже, когда Варя проснётся и выйдет из комнаты. Разговорился с дежурной, миловидной женщиной в опрятной синей униформе.
— Холода к весне ломаются. Вишь, иней яркий на домах. Напоследок зима принаряжается. Всё ведь в природе, как у людей.
Дежурная предположила, что мужик с похмелья мается.
— Через пятнадцать минут буфет откроют, — заметила сочувственно. — Там и кофе горячий, и кефир.