Три винтовки встретили немецких кавалеристов дружным огнем. Прапорщик знал: как бы не был грозен с вида несущийся всадник, для хладнокровного пешего стрелка он - легкая добыча. Если германцы продолжат атаку в конном строю, то тяжелых потерь им не избежать. Однако, понимал это и командир немецкого отряда. Промедлив лишь мгновение, он, даже издалека отличимый от своих солдат не по форме, а по особой офицерской повадке, вскинул руку и остановил их. Четко, как на учениях, германцы спешивались и отдавали лошадей коноводам. В регулярной кавалерии любой страны на троих спешившихся обязательно будет один, который, оставшись в седле, уведет коней. Значит - каждым четвертым карабином меньше!
Одна пуля взвизгнула совсем близко, вторая сорвала поблизости клочок пожухлого дерна, третья с коротким треском прошила полу шинели - почти достала! Прапорщик не стал искушать судьбу, распластался на земле и откатился под прикрытие пирамидки камней, сложенной когда-то хозяйственным крестьянином, очищавшим свой луг, чтобы не затупить косу. Спасибо мирному труженику - плоды его труда пригодились на военной жатве.
- Братцы, дистанция четыреста саженей! По коноводам - огонь!
Сердюк, залегший справа от Прапорщика, счел уместным отпустить укоризненный смешок: он уже сам определил и цель, и расстояние до нее. Цыганков не ответил: он стрелял азартно и весело, словно выигрывал в карты. Прапорщик нащупал прицелом стройную фигуру неприятельского офицера, разворачивавшего своих людей в цепь. Выстрел! Офицер замер не мгновение, и бросился на землю. Именно бросился, а не упал. Прапорщик в сердцах выматерился, совсем не поэтично. Промазал, или задел слегка! Возможность смутить германцев, лишив их командира, пропала, и вряд ли представится вновь. Цыганков и Сердюк были удачливее: один из коноводов, видимо, раненый, упал на шею коня. "Точь-в-точь как Коробейников", - подумал Прапорщик.
Второй свалился вместе с конем и забарахтался на земле, силясь выбраться из-под туши. Лошади, которых они вели, разбежались во все стороны, взмахивая коротко подрубленными хвостами. Трое других продолжали уводить коней за гребень холма, прикрываясь частым, хоть и неточным пока огнем своих спешенных товарищей. Прапорщик тщательно прицелился, сосредоточенный, спокойный и опасный, словно охотник на львов. В плечо опять привычно толкнуло, и немецкий солдат, широко раскинув руки, рухнул с коня. Гумилев передернул затвор, выбросив из патронника дымящуюся гильзу. Теперь немцы уже точно не смогут преследовать Денисова и его людей в конном строю: большинство лошадей у них разбежалось! За эти годы он привык думать только о практической пользе своих выстрелов: так было легче. Германец, который лежал сейчас там, на склоне холма, убитый или тяжело раненый, при ином повороте судьбы мог точно так же вышибить Прапорщика из седла меткой пулей. Сегодня ему не повезло.