— И у меня такие же шекспировские ассоциации, когда я на них смотрю, — грустно сказал Николай Георгиевич.
— Эй, ты в своем уме? Ты что, не помнишь, чем там кончилось? Главное, чтобы ты Отелло с Дездемоной не затеял…
— Перестань, какая Дездемона… Я ее люблю и хочу, чтобы все у нее было так, как она захочет.
— Вот, Коль, вот! Своих детей у тебя нет, ты и не понимаешь, о чем говоришь. Как она захочет! А если она с девятого этажа прыгнуть захочет, ты ей красную дорожку до крыши раскатаешь? Ладно, чего это я… Наливай, что ли. Девка она умная, сама разберется.
— А мальчишка твой тогда как? Он упертый, я же вижу…
— А насильно мил не будешь. Пострадает немножко, в его возрасте полезно.
— А в моем, значит, вредно?
— Тьфу на тебя, совсем ты мне мозг вынес. Или наливай, или плясать пошли, народ смешить…
Танцоры вернулись. Сокольские — слегка запыхавшиеся, молодежь — довольные. Наташка, оказывается, пять лет народными танцами занималась, был у них кружок при школе. Здесь, конечно, танцы совсем другие, но очень даже весело тряхнуть стариной. Николай Георгиевич поинтересовался, можно ли считать вальс народным танцем, и если да, то любезная Наталья Аркадьевна наверняка знает этот старомодный танец, и, может быть, даже научит его если не премудростям, то хотя бы азам?
Это он лукавил. Далекий от такого нефункционального занятия, как танцы, Николай Георгиевич вальс умел танцевать с детства, отец научил. Как учил завязывать галстук четырьмя разными способами и пользоваться опасной бритвой.
На его предложение Наташка вдруг заулыбалась так, что ему на секунду показалось, что она счастлива…
Она и была счастлива. Вальс — это здорово, это настоящий романтический танец, пускай и просто игра, все равно. И почему-то ей казалось, что учить его не придется, в противном случае он бы не предложил.
Идиллическое настроение перебил Владимир. Сказал, что вальса им придется ждать здесь до морковкиного заговения. Николай Георгиевич быстро взглянул на родственника, извинился и вышел.
Компания толком не успела взяться за вилки снова, как он вернулся с группой нарядных людей — мужчины во фраках, единственная дама в темно-вишневом платье до пола. Это были музыканты. Владимир чертыхнулся про себя. До собственных музыкантов он бы не додумался. Да и денег бы не хватило, наверное.
— Вальс, — сказал Николай Георгиевич.
Он хотел пригласить ее по всем правилам, но не успел — она просто встала и молча шагнула в его объятия.
…Какая восхитительно тонкая у нее талия, как она двигается! Ему изо всех сил приходилось соответствовать, но он всегда легко воспринимал любую непривычную физическую активность и уже со второго куплета перестал думать о том, попадает ли в такт. У него слегка кружилась голова, он боялся смотреть ей в глаза и одновременно боялся оторваться от них… Когда музыка смолкла, он увидел, что Ираида исподтишка грозит ему пальцем: мол, осторожно, Колька, сделай лицо попроще. Но он не мог.