— Наташа, а что, без хозяйки и стол сервировать не обязательно? — ехидно осведомился Владимир. Он не был страстным поклонником политеса, его вполне устраивало отсутствие тарелок, но ему хотелось послушать, что она скажет. И как. Просто хотелось послушать ее голос. Собственно, из-за этого он из кабака ушел. Не солоно хлебавши. Чтобы просто послушать ее голос.
— Извините, Владимир Иванович, но в кулинарных книгах, — множественное число Наташка ввернула для солидности, она читала одну-единственную кулинарную книгу, правда, очень толстую, — армянскую яичницу рекомендуют подавать прямо на сковороде. Потому, что там слои разные, и на тарелках остынет быстрее, вкус не тот получится… Но я, конечно, тарелки сейчас подам, если вы хотите.
— Не будем спорить с книгами, — веско сказал Владимир и вооружился вилкой. — Приятного аппетита.
За едой он незаметно наблюдал за ней. Наташка ела так, как будто сидит на жестокой диете, считая каждую калорию. Вилку держала правильно, сидела с прямой спиной, но глаз на него так ни разу и не подняла. Боится она его, что ли? Андрюшка разливался соловьем: и со сковородки есть ему нравилось, и яичница супер-труппер, и не остро совсем, чего она его пугала? Владимиру тоже очень нравилось. Все нравилось: и яичница, и то, что они ужинают без Людмилы. Один раз в жизни он дома, а она — нет. А больше всего ему нравилась Наташка. Он привык к усиленному вниманию со стороны женщин. По молодости льстило, а теперь, давно уже, привык. А эта и не смотрит в его сторону. Собственно, если бы не сегодняшнее утреннее снежное сражение, он был бы уверен, что она его боится. Он вспомнил, как она смеялась, закидывая его, уже поверженного, снегом. Ничего она его не боится, сейчас главное — самому не форсировать ход событий, не напортачить, не спугнуть…
Здрасьте приехали, о чем это он? Кажется, всерьез планирует изменить жене с домработницей… Впрочем, раньше — строго говоря, до сегодняшнего дня — он вообще ничего не планировал. Никогда. Просто изменял. Да и какие это измены, так… Владимир всегда считал, что если бы у него была любовница, женщина, о которой он думал бы, которой он дарил бы подарки, посылал эсэмэски, помнил бы, какого числа у нее день рождения и какого числа они с ней познакомились, в общем, завел бы второй склерозник, тогда — да. Тогда он бы действительно чувствовал себя виноватым перед женой. А так все его приключения — это обязательная составляющая праздника, праздника, который он так любит.
Наташка никакой составляющей не была, кроме того, понятия «дом» и «праздник» редко пересекались в его сознании. Просто она была Наташка. Белесое существо без бюста, с совершенно невозможным голосом, который, кажется, и сниться ему уже начал. Во сне голос пел о тяжкой доле старого негра, о том, что крошка должна заснуть и все у нее будет хорошо в эти жаркие дни. Иногда… Кажется, так переводится первое слово этого замечательного блюза, впрочем, в английском он не силен. Или имеется в виду — летом, в летние дни?