– Обязательно расскажу. Как спала?
Анюта плюхнулась в кресло, сложила ноги по-турецки.
– Хорошо. Я во сне маму видела. Как будто я лечу над каким-то красивым островом и вижу, стоит мама на поляне, а вокруг нее цветы, деревья, ручьи, водопады. Я хочу опуститься к ней на землю, а не могу, тогда я ей закричала: «Мамочка, полетели со мной». А она головой качает, улыбается: «Нет, солнышко, лети одна, я разучилась летать…» Я ее снова прошу: «Мама, ну пожалуйста». А она головой качает: «Нет». И вижу, как к маме подходит Агнеша, и они обе машут мне руками… Лиза, вы не знаете, к чему такой сон?
Я погладила ее по голове:
– К тому, что ты растешь… Кстати, спасибо тебе за мильфёй. Очень было вкусно. А сейчас иди в бассейн, а мне нужно заглянуть к твоей бабушке, узнать, как она себя чувствует, а потом я составлю тебе компанию и, если захочешь, научу тебя плавать стилем баттерфляй.
– Ну вот, а я думала, мы вместе пойдем…
– Что ж поделаешь, служба есть служба…
…Когда Вера Дмитриевна прочитала письмо Агнессы, она закрыла лицо руками и прошептала:
– Бедная девочка!
Кого из двух она имела в виду – я не поняла. Потом она достала сигареты, закурила, немного помолчала и спросила меня:
– И что же мне делать?
– Не знаю, – ответила я, – наверное, прежде всего, следует отправить кого-нибудь из мужчин на квартиру к Агнессе Николаевне.
– Вы думаете, ее еще можно спасти?
– Нет, не думаю, она женщина гордая и, видимо, сделала все как надо. Но ведь вы же не позволите, чтобы первой ее тело увидела мать? Ее следует подготовить. А причина, чтобы вскрыть дверь, очень простая: вы позвонили Агнессе Николаевне по мобильнику, она не ответила, вы разволновались и попросили узнать, не заболела ли она.
– Хорошо, я так и поступлю… А что делать с письмом?
Я пожала плечами.
– Тут я вам ничего не могу посоветовать. Решать вам.
Вера Дмитриевна подошла к столу, достала из кармана зажигалку, подожгла уголок письма, подождала, пока бумага хорошо разгорится, и бросила его в пепельницу.
– Полагаю, так будет лучше для всех…
– И еще, мне кажется, дорогая Вера Дмитриевна, что вашему сыну было бы приятно узнать, что вашему здоровью ничего не угрожает, что позволит мне с чистой совестью покинуть ваш дом.
Через несколько часов мой верный «Фокус-покус» вез меня обратно в Москву. Рядом со мной на пассажирском сиденье дрых кот Персик в роскошном розовом кожаном ошейнике, усыпанном кристаллами Сваровски, – подарке Галины. В кармане ветровки лежал конверт с деньгами, в ноутбуке – практически завершенная монография, в рюкзаке – бутылка марочного крымского муската – подарок Дмитрия Александровича. Но настроение у меня было паршивое. Я никак не могла забыть несчастные глаза Андрея, когда он узнал о смерти Агнессы Николаевны. Совершенно не желая того, я «въехала» в жизнь семьи Шадриных и ее окружения, словно танк в березки, в результате чего мир и гармония в ней приказали долго жить. А может, зря я так? Может быть, не было никакого мира и никакой гармонии, а зрел нарыв, который мог запросто привести к «общему заражению крови». И я просто сделала свою работу хирурга – вскрыла его.