Следующее Лидино официальное бракосочетание произошло не скоро – лет этак через пятнадцать. Но не подумайте, что она спала все эти годы в хрустальном гробу. Нет, она много страдала, много думала. Меняла половых партнеров. Несмотря на пышные формы (а может быть, и благодаря им), у Лиды всегда был неплохой ангажемент. Но грезила она, конечно, о подлинном чувстве.
С Тамарой, как со школьной подругой своей, Суркова была откровенна.
– Попадись мне такой, – мечтала она как-то за бокалом «чинзано», – такой любящий, настоящий, прямо взяла бы и за ним побежала. Несмотря ни на что.
– Так-таки несмотря? – усомнилась Тамара. – А если он окажется итээровец в дырявых носках?
– Ты не поняла, – усмехнулась Лида. – Я же говорю – настоящий.
– Настоящий в смысле состоятельный, – догадался я.
Лида слегка покосилась в мою сторону:
– Ну, типа того… А этого добра в дырявых носках мы насмотрелись.
– Ну да, ну да, – понимающе закивала Тамара.
В жизни, однако, любящие и «настоящие» распадались на две несмешиваемые категории. Любящие со своей любовью приезжали к Лиде на ржавых «жигулях», а «настоящие» хотя и возили ее в рестораны на хороших машинах, но были всего-навсего «не прочь». Так продолжалось, повторяю, лет пятнадцать. Но однажды Лида объявилась у нас совершенно преображенная.
– Здравствуйте… – пробормотал я, открывая дверь, и лишь через секунду узнал ее: – Заходи, Лида.
В новой прическе, в ярком, чуть ли не вечернем макияже и словно бы даже постройневшая, она никак не походила на ту Суркову, что пускала нюни у нас на кухне.
– А я не одна, – улыбнулась Лида застенчиво. – Я с мужем.
Муж стоял на лестнице и был нам тут же предъявлен.
– Михаил, – представился он, не улыбнувшись. – Барботкин.
Тамара была за подругу рада. Она накрыла на скорую руку стол, и мы с Барботкиными тепло поужинали в формате два на два. Когда Михаил вышел по малой нужде в туалет, Лида спросила Тамару шепотом:
– Ну как он тебе?
– Недурен, – так же шепотом откликнулась Тамара. – Только почему он все время молчит?
Лида пожала плечами:
– Не такое трепло, как другие.
– Ну да, ну да, – понимающе закивала Тамара. – Ну а что он вообще – мужчина-то настоящий?
– Что ты! Обеспечен прекрасно! Не понимаю даже, почему от него две жены ушло.
Михаил справил свою нужду и вернулся. Мы попили кофе и вскоре распрощались.
А недолгое время спустя Лида поняла, почему от Барботкина, несмотря на прекрасную обеспеченность, «ушло две жены». Михаил действительно был мужчина неразговорчивый, поэтому, когда еще до истечения медового месяца он молча и без объяснений попытался овладеть ею в извращенной форме, Лида была шокирована. Вообще-то она не могла пожаловаться на отсутствие добрачного сексуального опыта, но этот ее опыт носил скорее количественный характер. Искусство любви для Лиды сводилось к подбритию «области бикини» и принятию позы, соответствующей обстоятельствам и месту действия. То, чего домогался от нее Барботкин, было выше ее разумения. Лида пыталась отвлечь мужа кулинарными изысками, до которых была мастерица. Она обманным путем родила Михаилу прелестную дочь, надеясь, что радости отцовства отобьют у него тягу к перверсии. Все было тщетно, два или три года спустя брак их был аннулирован по обоюдному согласию. Женщина-судья, разводившая их, качала головой, и нам вслед за ней остается лишь удивляться, из-за каких пустяков порой распадаются хорошие семьи.