– Это, наверное, разведчик! – прокричал я, даже не подумав: «Какая такая воздушная разведка может быть ночью?».
Гул становился все сильнее. Один из самолетов был где-то совсем близко, хотя его и не было видно. Через какие-то секунды, когда я уже собирался спускаться по ступенькам вниз, метрах в двухстах или меньше раздался сильный взрыв, а через секунду второй. Справа я увидел яркие вспышки. Это разорвались первые бомбы. Начался воздушный налет. Мои часы показывали двадцать пять минут первого.
– Тревога, бомбят! – заорал я и кубарем скатился вниз в землянку.
Наскоро одевшись, мы выскочили наружу и побежали в сторону землянки комбата, до которой было метров двести. Воздух уже разрывался от рева реактивных двигателей, а в разных местах, и справа, и слева были видны вспышки разрывов бом и ракет, сопровождавшиеся страшным грохотом. Неожиданно очень близко от нас разорвались сразу несколько ракет. В тот момент мы как-то не подумали о том, что можем быть поражены осколками, поэтому даже ни разу не залегли. Единственным стремлением было лишь одно – как можно быстрее добежать до места.
В землянке комбата были начальник штаба, офицер разведки и офицер связи, мы первым делом попросили сообщить об обстановке.
– Какая может быть обстановка, – нервно ответил Зибиб. – Нас бомбят.
– Что сообщают с радара? – спросил Тарас.
– С радара сообщают, что их тоже бомбят, – ответил комбат.
О том, что радиотехническую роту действительно бомбят, мы знали и сами, поскольку до этого видели красные цепочки трассеров зенитных снарядов – батареи ложного радара вели огонь.
Для уточнения обстановки стали связываться по телефону с ротами, командирами батальона народной обороны и радиотехнической роты. Дали радиограмму о налете в штаб бригады. Пытались по радио установить связь и с нашим «засадным» взводом, который в двадцать два часа должен был занять назначенную ему позицию вблизи РЛС.
Как выяснилось позже, взвод в нарушение приказа находился не в засаде, а на позиции ложного радара, где взводный распивал чай с командиром роты. К настоящей РЛС взвод начал выдвигаться лишь с началом воздушного налета. Единственным сообщением от лейтенанта было: «Двигаться не могу. Меня бомбят». В дальнейшем на наши вызовы взводный не отвечал. Через пару дней во время тщательного обследования района на маршруте выдвижения взвода мы не обнаружили ни одной воронки, ни от бомб, ни от ракет.
Где-то в половине второго ночи или несколько позднее нам позвонил командир радиотехнической роты. Он сообщил, что видит пожар на позиции РЛС, а «сама станция, видимо, уничтожена попаданием бомбы, и связи с ней нет». Это было последнее сообщение, которое мы получили с ложного радара в эту ночь. Связь была прервана. Вскоре прервалась связь и со всеми ротами батальона. Мы остались без связи и в полном неведении о складывающейся обстановке. Восстанавливать связь комбат отказался из-за опасения, что «связисты могут погибнуть».