— Как он все запустил, — сказала я. — Сердце кровью обливается.
— И что ж ему, по-твоему, надо было сделать? — спросил Джон. — Нанять шамана, чтоб наслал дождь? Или священников, чтоб вызвали тучи молитвами? Или индейцев заставить танцевать священные танцы?
— Вот уж не верю, что ничего нельзя было поделать, — сказала я. — Для него это просто отговорка — и пальцем шевелить не надо.
— Ну, сейчас отец только пальцем и может шевелить.
— Как он? — спросила я, пристально посмотрев на Джона.
Он пожал плечами:
— Ты все время задаешь один и тот же вопрос. Что я должен тебе ответить — что все хорошо? Сказал же: он болен.
Я это знала и все же, думая о нем, представляла его даже не таким, каким он был, когда я уехала. В моей памяти он остался Брэмптоном Шипли, за которого я выходила замуж: черная борода, худое лицо и эта его привычка подергивать плечами, показывая, что ему на всех наплевать. Я поправила платье. Годы не добавили мне стройности. На бедрах и груди накопилось слишком много лишнего, но одежда была мне к лицу — зеленое хлопковое платье с перламутровыми пуговицами, я купила его на осенней распродаже в прошлом году.
В доме стоял прогорклый запах немытой посуды, грязных полов и еды, которую не убирают со стола. Кухня напоминала свинарник. Клеенка на столе покрылась таким слоем грязи, что на ней можно было писать пальцем. На столе лежала буханка хлеба, из которой копьем торчал мясной нож. На плошке с вареньем из ирги, мелкой и твердой ягоды, торжественно восседали мухи. Рядом лежал кусок соленого сала, а на нем усиленно трудилась огромная муха, бесстыдно выдавливая из себя кучки белых яиц.
— Хотел здесь прибраться, — сказал Джон. — Но руки не дошли.
Сам он выглядел немногим лучше. На нем были старые рабочие брюки отца, настолько жесткие от грязи, что могли бы стоять на полу. Он отощал. Однако на исхудавшем лице со впалыми щеками играла самодовольная улыбка — казалось, он бесконечно рад, что выглядит именно так.
— Добро пожаловать в свой замок, — сказал он и отвесил мне поклон.
Я вгляделась в него и удивилась, почему раньше этого не заметила. Ладно хоть не за рулем был. Да и лошадь могла бы найти дорогу домой с закрытыми глазами, точно так же, как когда-то лошади привозили домой Брэма.
— На выпивку, значит, денег хватает? — сказала я.
— Все, что нужно человеку для счастья, — это немного смекалки, — сказал он. — Иначе говоря, изобретательности. Твои слова. Мы сами гоним. Вернее, я. А чем тут еще заниматься. Это дело моей жизни. Ягоды в этом году ни к черту, но я тут развернул производство шампанского из картофельных очисток. Ничего получается, хочешь попробовать?